Он поднял глаза и спокойно встретил суровый взгляд воеводы.
— Ну, верю, — вздохнув, сказал Воротынский, — не мог ты против русских воевать… А скажи, кто хозяин твой?
— Ногайский мурза Теребердей. Его люди брод захватили… Наши в том сами виноваты — плохо в дозоре стояли. Ногайцы их сонных… Ох, как я ловчился им весть подать, да не смог… И колоды с частоколомnote 98 наши развели и так бросили.
Воротынский вспомнил, что вчера вечером две сотни тульских городовых казаков прошли Сенькиным бродом. В полночь они были в Серпухове. Для того и колоды развели, да забыли на место поставить. Воевода выругался про себя.
— Сколько ногайцев с мурзой? — спросил он, помолчав.
— Двадцать тысяч.
— Сколько всех воинов у хана?
— Много. Сто двадцать тысяч, а может быть, больше.
— Что еще хочешь сказать?
— Хан, как и в прошлом году, не станет завязывать боя у Оки, а хочет прорваться к Москве. Слышно, он всю Русскую землю поделил между своими мурзами. А царя и великого князя Ивана Васильевича хвалился на веревке к себе в Крым привести.
— Откуда знаешь сие?
— У меня друг при ханском дьяке толмачит, он мне поведал.
— Кто главный воевода у хана?
— Дивей-мурза. Он правая рука хана. Что скажет Дивей, то хан делает.
Князь подумал, что у него людей во всех полках едва наберется двадцать тысяч. Но что теперь поделать? Сколько есть. Не первый раз он встречал татар на берегах Оки за тридцать лет ратной службы, и не было, чтобы уходил от боя.
Он задал еще несколько вопросов толмачу.
— Ну что ж, спасибо тебе.
Князь взял в руки деревянную палку и ударил в небольшой медный барабан.
В дверях появились стрельцы.
— Батюшка-воевода, — упал на колени Третьяк, — дозволь с ногаями биться, отомстить хочу. Родителев моих в прошлом годе живыми сожог Теребердей-мурза. Я…
— Подьячего ко мне, — сказал воевода стрельцам.
Подьячий появился быстро, словно ждал у дверей.
— Запиши… — Воевода посмотрел на пленника.
— Третьяк Сухотин я.
— Запиши Третьяка Сухотина в охранную сотню, — приказал.
— Исполню, боярин и воевода, — поклонился дьяк. — А ты, друже, ступай к себе покамест.
Когда Третьяк ушел, подьячий сел на лавку, положил на колено бумагу и стал записывать приказы воеводы Воротынского по всем полкам.
Через час из крепости поскакали гонцы в Тарусу к воеводе полка правой руки князю Николаю Романовичу Одоевскому и к воеводе полка левой руки князю Репнину на Лопасню. И еще к воеводе Ивану Петровичу Шуйскому в сторожевой полк на Кашире и к воеводе передового полка князю Андрею Хованскому на Калугу.
Главные русские силы ждали татар на берегу Оки, укрепившись в трех верстах от Серпухова. Тут был построен Гуляй-город с двумя стенами из хвороста, засыпанными внутри землей, и глубоким рвом вдоль стен. К полудню дозоры заметили передовые отряды крымского хана, подходившие к русским укреплениям. Татары подвезли к берегу турецкие пушки и открыли стрельбу. Однако попыток переправиться на московский берег они не делали. Михаил Иванович Воротынский запретил отвечать на стрельбу. Непосредственной угрозы не было, а пушки и порох надо беречь.