— Гой-да, гой-да! — раздавались грозные вопли царя.
Опричники поджигали дома, рубили и кололи деревенское стадо, не успевшее выйти на пастбище. Перебивали крестьянским лошадям ноги, запалили скирды недавно скошенного сена. Человеческие вопли, мычание коров и отчаянное ржание лошадей смешались…
Царь Иван осадил взмыленного коня у большого пруда, в котором водились крупные, жирные караси.
— Спускай воду! — крикнул царь.
Опричники осушили пруд. На илистом дне, широко открывая рты, бились золотистые рыбины.
— Пусть дохнут, везде измена! — бесновался царь.
После расправы с опальными в деревне Федоровке царь Иван до глубокой ночи пировал с приближенными в походном шатре. Рядом с ним сидел Федор Басманов, молодой красивый мужчина. Он приходился царю родственником — был женат на племяннице покойной царицы Анастасии.
В застолье участвовали бояре Василий Юрьев и Иван Чеботов, царский шурин князь Михаил Черкасский, ловчий Григорий Ловчиков, князь Василий Сицкий, женатый на сестре царицы Анастасии, и несколько знатных казанских татар.
Обширные родственные отношения царя Ивана по крови и по свойству были очень сложными и запутанными. Вряд ли он помнил всех своих родственников.
Ночью в разгар пиршества прискакал думный дворянин Малюта Скуратов. Оберегать царскую власть в Александровой слободе остались верные опричники — Алексей Басманов и Афанасий Вяземский.
Малюта подробно рассказал царю о мнимых заговорах и изменах, якобы им открытых. Он твердо верил, что лучше выдумать предателя, чем явиться с пустыми руками. Царь, как всегда, слушал внимательно.
— Потерпи, великий государь, — закончил Малюта, — скоро ты победишь, и все будут у ног твоих, и все признают, что только от тебя исходит истина и спасение.
Уединившись после пира, царь Иван долго распевал покаянные псалмы.
* * *
От холода Анфиса под утро пришла в себя. Она голая лежала со вчерашнего дня в прибрежных кустах, уткнувшись лицом в траву. Тупая боль в затылке не давала повернуть голову.
Молодая женщина с трудом приподнялась и села. Сквозь зеленые ветки ивняка виднелись дымившиеся остатки сгоревших деревянных изб… Ярко горели боярские хоромы и деревянная церковь, построенная Иваном Петровичем Федоровым два года назад. Чуть ниже по реке одиноко чернела закопченная баня боярского приказчика Сереброва.
Анфиса была удивлена. Все будто вымерло. И голосов человеческих не слышно. Тишину нарушал тоскливый собачий вой.
«Погреться бы, — было первой мыслью озябшей женщины. — Там, у пожарища…» Она хотела бежать к горевшей церкви. Но стыд остановил ее. Поразмыслив, она решила пробраться под берегом к темнеющей на реке серебровской бане. Кое-как прикрывшись веником из зеленых веток, Анфиса побежала. У дверей молодую женщину вновь обуял страх: ей послышался шум внутри бани, и она не сразу взялась за железное кольцо.