— Знаю.
— И чем же я нехороша?
— Я не сказал, что ты нехороша,
— Ты сказал, что в чем-то мы хорошая пара, а в чем-то — нет. Как это? Объясни. Сейчас же.
— Дело в наших интересах. В том, что мы делаем. О чем заботимся. Говорим. Какие строим планы. Чего хотим от жизни.
— У нас всегда это было. Ты прекрасно это знаешь.
— Сначала — да. Но мы стали разными. Ты это видишь. Просто не хочешь признать.
— Кто говорит, что у нас все было плохо? Это она? Это миссис Уайтлоу забивает тебе голову всякой белибердой? Потому что она меня ненавидит, Кенни. Всегда ненавидела.
— Я уже сказал тебе, что дело не в Мириам.
— Она винит меня в том, что я увела тебя из школы. Она приезжала в Биллингсгейт, когда я была беременна Джимми.
— Это к делу не относится.
— Она сказала, что я разрушу твою жизнь, если мы с тобой поженимся.
— Это в прошлом. Забудь.
— Она сказала, что ты превратишься в пустое место, если я позволю тебе бросить школу.
— Она наш друг. Она просто переживала за нас.
— Наш друг, ты говоришь? Она хотела, чтобы я отдала своего ребенка. Чтобы убила его. Она желала мне смерти. И это в ней так и осталось, Кенни. Она всегда…
— Прекрати! — Он ударил по столу, и керамическая солонка в виде белого медведя полетела на пол, ударившись о ножку стола. Солонка треснула, и из нее на старый зеленый линолеум посыпалась соль, белая, словно отбеленный речной песок. — Ты ужасно заблуждаешься насчет Мириам, — сказал Кенни, подняв солонку, которая развалилась на две части у него в руках. — Она была добра ко мне. Была добра к нам. К тебе. К детям.
— Тогда скажи мне, кто для тебя лучше, чем я.
— Секс тут ни при чем. — По его тону она поняла, что он решил сказать правду. По его позе она поняла, что правда превзойдет все ее самые худшие ожидания. — Да, мы спали вместе. Но секс тут ни при чем. Все гораздо сложнее. Речь идет о желании.
— Не сексуальном? Не смеши меня, Кенни.
Он поднял на нее глаза, и Джинни почувствовала, как заледенели у нее пальцы. Она ни разу не видела такой муки у него на лице.
— Я никогда не испытывал ничего подобного, — произнес он. — Я хочу узнать ее во всех смыслах. Хочу владеть ею. Хочу быть ею. Вот что это такое.
— Совсем рехнулся. — Джинни хотела, чтобы ее слова прозвучали пренебрежительно, но получилось испуганно.
— Я словно уменьшился. Как будто из меня, как из кастрюли, выкипела вся вода и осталась суть. И эта суть — желание. Ее. Желание ее. Я ни о чем другом не могу думать.
— Ты несешь какую-то околесицу, Кенни. Он отвернулся.
— Я так и думал, что ты не поймешь.
— А она, видимо, понимает. Мисс Как-там-ее.