— Ты слишком торопишься, — заметила Хелен.
—Не говори глупостей. Не говори мне этих глупостей. Мы знаем друг друга с тех пор, как тебе исполнилось восемнадцать лет. Восемнадцать. Мы были друзьями. Любовниками. Мы были… — Он погрозил отражению бритвой, — Чего ты ждешь, Хелен? Чего ты…
— Я имела в виду бритье, — прервала она.
Он непонимающе повернул к Хелен покрытое пеной лицо.
— Бритье, — недоуменно повторил он.
— Ты слишком быстро бреешься. Ты снова порежешься.
Он посмотрел на бритву, она тоже была покрыта пеной. Сунув бритву под кран, он смыл и пену, и рыжеватые волоски.
— Я слишком тебя отвлекаю, — заметила Хелен. — Гы сам так сказал в пятницу вечером.
Он понял, куда она клонит своим заявлением, но пока решил ей не мешать. Линли обдумал слово «отвлекаю»: что оно объясняет, обещает и подразумевает. Он наконец нашел ответ.
— В этом-то все и дело.
— В чем?
— В отвлечении.
— Не понимаю.
Он закончил бритье, умылся и вытер лицо поданным Хелен полотенцем. И ответил только после того, как освежил щеки лосьоном.
— Я тебя люблю, — сказал он, — потому что когда я с тобой, мне не нужно думать о том, о чем я вынужден думать. Двадцать четыре часа в сутки. Семь дней в неделю.
И пройдя мимо нее в спальню, он начал одеваться.
— Для этого ты мне и нужна, — сказал он. — Привести мой мир в равновесие. Дать мне что-то противоположное черноте и грязи. — Она слушала, Он продолжал одеваться.—Я люблю приезжать к тебе домой, гадая, что я там увижу. Мне нравится угадывать. Мне нравится волноваться, не взорвешь ли ты дом микроволновой печкой, потому что, когда я беспокоюсь об этом, в эти пять, пятнадцать или двадцать пять секунд, что я волнуюсь, мне не нужно думать об убийстве, которое я пытаюсь раскрыть, о том, как оно было совершено и кто за это в ответе. — Он поискал туфли, не прерывая монолога: — Вот как это происходит, ясно? О, вожделение тоже присутствует. Страсть. Жар тела. Назови как угодно. Вожделения тут много, и так всегда было, не стану скрывать, потому что мне нравится укладывать женщин в постель.
— Женщин?
— Хелен, не пытайся поймать меня на слове, слышишь? Ты знаешь, что я имею в виду. — Туфли нашлись под кроватью. Он сунул в них ноги и так туго завязал шнурки, что боль отдалась в коленях. — А когда вожделение, которое я к тебе испытываю, уйдет — со временем это непременно случится, — полагаю, у меня останется все остальное. Все эти отвлекающие моменты. Которые, так уж получилось, являются главной причиной моей любви к тебе.
Он подошел к комоду с крышкой из серпентинита и раза четыре провел по волосам щеткой. Он опять пошел в ванную. Хелен по-прежнему стояла в дверях. Он положил руку ей на плечо и поцеловал, крепко поцеловал.