— Возможно, ты еще не совсем потеряла рассудок. Ты, может быть, сумеешь преодолеть это безумие. — Она повела плечами, освобождаясь от рук Tea. — Думаю, я подожду и посмотрю. — Она залезла в карман своего платья и протянула Tea кусок мыла. — Я займусь лошадьми, а ты выкупайся и помой голову.
— Сначала мы вместе напоим и почистим их, — сказала твердо Tea. — Мы все всегда делали вместе.
— Только некоторые вещи. — Селин поморщилась. — Я не собираюсь иметь ничего общего с этой странной болезнью, которая вдруг овладела тобой.
Вэр все еще бодрствовал, когда они вернулись в лагерь два часа спустя.
— Почему? — спросил он.
— Вам полагается спать.
— Похоже, я ничего другого и не делал последние несколько дней. Так почему вы не отходили от меня?
Она привязала лошадей к дереву.
— Вам был необходим уход.
— До такой степени? — Его глаза впились в ее лицо. — Что вы не могли оставить меня ни на минуту?
— Это один из моих недостатков, но я ничего не могу делать наполовину. — Она пожала плечами. — Однако теперь, когда вы уже на пути к выздоровлению, у меня будет время помогать Селин. — И она добавила: — Конечно, если вы будете достаточно разумны, чтобы не прибавлять мне работы, пытаясь слишком рано взваливать чересчур много на свои плечи.
— Странно, что вы так старались спасти жизнь человека, которого ненавидите. — Он помолчал. — Вы ведь не простили меня?
— И это правда. То, что вы сделали, — непростительно. — Она пальцами распушила свои мокрые волосы. — Но вы спасли мне жизнь. Я не могла позволить вам умереть.
— Почему вы не смотрите на меня?
— Не так уж приятно взирать на вашу четырехдневную щетину.
Он невольно провел рукой по заросшему лицу.
— Это не причина.
— Это все, что вы можете от меня услышать.
Какое-то время он наблюдал за ней со странным выражением в глазах. Затем тихо сказал:
— Вы не могли бы не заплетать косу? Я так долго не видел ваши чудесные волосы распущенными.
С той самой ночи, когда Селин приехала в Дандрагон. С тех пор, казалось, прошли века. Внезапно в ней вспыхнуло живое воспоминание об этих днях страсти и нежности, о ее протяжных, переливчатых стонах, о его руках — как крепко сжимали они ее, когда он проникал в ее лоно снова и снова, до тех пор пока она уже не могла…
Она перекинула волосы через плечо и принялась быстро заплетать косу.
— Мне не следовало упоминать о нас, — сказал он с грустью, устало закрывая глаза. — Я должен был бы сам понять, что вы не доставите мне такого удовольствия. Но я просил о такой малости…
Для нее это важно и больно. Память вызвала к жизни ту часть ее души и тела, которую она похоронила в последние два долгих года. Теперь она уже не сможет, глядя на него, не вспоминать о тех днях, когда они оба сгорали от страсти и наслаждения.