Брови Кадара поползли вверх.
— Прошу прощения? Синан предоставил мне полную свободу передвижения по его замку.
Она села на кровати, ее рубашка слабо белела в темноте.
— Я не хочу, чтобы вы уходили.
— Вам ничего не грозит. Если кто-нибудь потревожит вас, мчитесь в комнату к Вэру и Tea.
— Неужели вы думаете, я боюсь за себя? — возмущенно спросила она. — Я не такая трусиха!
— Я должен идти, — он сделал шаг к двери.
— Только не двоих, — сказала она. — Одного, и то опасно. А двоих — безрассудно.
Он застыл на месте. Затем медленно повернулся к ней, ожидая продолжения.
— Это вовсе не ассасины Синана перерезают горло солдатам Кемала ночью. Это вы.
— Вы так думаете?
— Это часть игры, в которую вы играете с Синаном. Вы стараетесь поддержать в нем интерес и вызвать его уважение единственным способом, вам доступным. Каждую ночь вы прокрадываетесь в лагерь Кемала и убиваете там одного человека. Но сегодня, чтобы отвлечь Синана от лорда Вэра, вы пообещали ему особенный подарок. Двоих вместо одного. — И она вдруг добавила с отчаянием в голосе: — Вы не сможете этого сделать!
— Я очень талантливый. Спросите Синана.
— Он не станет разговаривать со зверушкой. — Она спустила на пол ноги. — Вы же знаете, они поджидают вас. Не ходите.
— А может быть, я всего лишь хочу прогуляться по двору. У Tea и Вэра, кажется, не возникло никаких подозрений.
— Tea может думать только о лорде Вэре, а он сейчас еще не очень здоров. — Неожиданно для себя она вдруг оказалась рядом с ним и схватила его за руку.
— Найдите какой-нибудь другой способ.
Ее лицо в свете луны казалось бледным и измученным, но в глазах сверкал, как и прежде, неукротимый дух. И он, как всегда, поддался очарованию этих дерзких огромных зеленых глаз.
— Другого способа нет. — Он мягко попытался освободиться от ее рук. — Нам нужен Синан.
— Дело не только в Синане. Вы сами хотите этого.
— Я был бы сумасшедшим, если бы решил добровольно отдаться в руки Кемала.
— Но это так. — Она изучающе вглядывалась в его лицо. — Я вижу. Вас это… захватывает.
— В самом деле? — Он улыбнулся. — Тогда бесполезно убеждать меня не ходить. Ведь правда?
— Ах, ну что ж, идите! Позвольте им убить себя. Мне все равно. — Она развернулась и побежала в постель. Но он знал, она будет лежать и волноваться… и проклинать его за то, что он заставил ее так беспокоиться.
А затем он перекрыл все мысли о Селин в своем сознании с помощью натренированной сосредоточенности, которой его обучили. Она была права, это захватывало и возбуждало его. В такие минуты он чувствовал, как бешено и весело клокочет его кровь. Он позволял себе это упоение, оно оттачивало его ум и обостряло все ощущения, делая восприятие более ярким. Но никаких других эмоций в этот момент нельзя допускать; он должен полностью сконцентрироваться на предстоящем деле.