— Это я, — приглушенно произнес Крейс.
— Наконец-то! Твоя дочь у федералов из Роанока.
— У каких еще федералов? — Крейса обдало жаркой волной тревоги.
— ФБР. Баба какая-то с ней была, помнишь? Сказала, что она тоже из ФБР. Просила передать, чтобы ты ей позвонил. С Линн все в порядке, но ты должен обязательно позвонить. Только ей, и никому больше.
Он продиктовал Крейсу номер телефона и замолчал. Потом поинтересовался, не нужно ли Крейсу еще что-нибудь. Тон Майки показался Крейсу каким-то странным, и он решил, что тот дает ему понять, что разговор пора заканчивать. Крейс торопливо поблагодарил Майку и выключил мобильник. Поискал по карманам ручку, записал номер телефона Дженет. Поднял к глазам часы. Почти три утра, время для звонков, прямо скажем, не совсем подходящее.
Он решил разведать ближайшие окрестности и установить кое-какие устройства, которые оповестят его о приближении посторонних. Крейс вышел на опушку небольшой рощицы, где он разбил лагерь, и обвел долгим взглядом раскинувшийся в трех четвертях мили от него разрушенный взрывом производственный комплекс. Вокруг бесформенных груд обломков, что некогда были электростанцией, на треногах торчат переносные прожектора, подсоединенные змеистыми кабелями к установленному на прицепе дизель-генератору. Руины окружающих зданий напоминали декорации к фильму о Второй мировой войне.
Слева от него до самого горизонта правильными рядами тянулись сотни бункеров для хранения боеприпасов. Над каждым из них возвышалось по два похожих на огромных улиток вентиляционных короба из оцинкованной стали. Выглядит все это в призрачном свете луны словно гигантское кладбище, подумалось Крейсу, — две тысячи акров законсервированной смерти... Следующая его мысль была о том, куда исчез этот чертов Макгаранд.
Крейс принялся расставлять детекторы движения. Картер он позвонит перед наступлением рассвета. А до той поры попытается продумать, какие шаги он предпримет в первую очередь, если, конечно, у него вообще будет такая возможность.
Дженет присела в кровати, у нее вырвался громкий стон. Голова болела, как никогда в жизни, где-то под надбровьями пульсировала слепящая боль, пронзительно отдавая в шею и плечи. В горле першило, рот пересох; язык, будто наждаком, царапал нёбо и десны; кожа горела, как обожженная. За окном светло, однако солнце еще не взошло. Она посмотрела на часы. Среда, шесть сорок пять утра.
В спальне стояла невыносимая жара. Отопление, похоже, работало на полную мощность. «Вот только что-то не припомню, чтобы я его включала», — вяло удивилась Дженет. Она через силу встала и прошла в ванную. Посмотрела в зеркало — лицо пылало неестественным румянцем. Плеснула в него холодной водой, и на секунду ей стало легче, но боль тут же вгрызлась в виски, в груди противным комом шевельнулась и поднялась тошнота. «Что ж мне так плохо, — пожалела себя Дженет. — И за каким чертом отопление шпарит что есть мочи...» Она натянула халат и вернулась в спальню. Открыла окно, в комнату хлынул свежий воздух, ей показалось, что она дышит живительным чистым кислородом. Дженет с наслаждением глотала его, прильнув к оконной раме. Постепенно в голове у нее прояснилось. Острая головная боль. Сухая покрасневшая кожа. Приступы тошноты. Классические симптомы отравления угарным газом.