Эмма и Сфинкс (Дяченко) - страница 2

Все, что он успел сделать – заорать и сорваться, опро­кидывая корзинку, с места. И кинуться сквозь лес с ис­тошным воплем «Мама!».

Часть первая.

Эмма

Второго ноября Эмме Петровне исполнилось тридцать пять лет.

Отмечали в театре. Эмма принесла большую сумку с бутербродами, купила в соседнем магазине положенное количество вина, водки и одноразовых стаканчиков. После дневного спек­такля («Лесные приключения», сказка для дошкольни­ков) в большой гримерке накрыли стол. Все было в высшей степени пристойно и даже очень мило. Пока Эмма переодевалась, пока смывала заячий нос, губу и тонкие усики, завтруппой уже успела разло­жить бутерброды и нарезать торт. Потом пришли гости – все, кто был занят сегодня днем, а с ними старенькая костюмерша и помреж. Говорили тосты, желали здоро­вья, называли человеком верным, добросовестным, чест­ным, добрым и вообще хорошим. Подарили фарфоровую вазу. Принесли букет ноябрьских – мелких, но очень ду­шистых – астр. Всё сказали, съели и выпили примерно за час с четвертью, а потом девочки, соседки по гример­ке, помогли Эмме собрать посуду и пустые бутылки об­ратно в сумку.

Быстро смеркалось. В пять часов за окном было почти совсем темно; те, кто был занят в вечернем спектакле, еще не пришли, прочие разошлись по домам. Эмма осталась в гримерке одна.

Это была давняя привычка. Она всегда уходила позже, всех. В школе. В институте. В театре. Медленно собираясь, повторяя роль, еще раз проигрывая про себя, верша своеобразный ритуал, жертвуя Любимому Делу дополни­тельный час, или полтора часа, или хоть тридцать минут. И сегодня она задержалась скорее по привычке, неже­ли из надобности. Аккуратно сложила в стол коробку с гримом, пачку лигнина, мыльницу, полотенце и крем. Застегнула пальто, повязала шарф, взяла сумку и вышла в полутьму коридора. Попрощалась с дежурной на входе.

Воздух был холоднее, чем утром. С неба валились пос­ледние листья – самые стойкие, самые желтые. Налипа­ли на мокрый асфальт. В черных лужах отражались редкие яркие звезды и тус­клые ноябрьские фонари. Неподалеку от служебного входа рос большой каштан. На одной из его голых веток сохранилось засохшее со­цветие – майская «свечка». Почему-то этим цветам не дано было стать плодами, обрасти колючими шариками каштанов и упасть в сен­тябре на асфальт. Для белой пирамидки по сей день про­должался май; правда, цветы засохли и сморщились, од­нако даже скелет соцветия выглядел вызывающе, остав­шись один на голой-голой ветке. Эмма отвела взгляд от припозднившейся «свечки». Вы­грузила в урну пластиковый пакет с мусором. Поправила шарф.