– Антонина Васильевна, тридцать вторую, пожалуйста…
Дежурная посмотрела на нее мельком и странно.
– Антонина Васильевна… – Эмма даже удивиться не успела.
– Есть распоряжение вам сегодня ключи не давать, – сказала дежурная, за грубостью пряча неловкость.
– То есть?
– У вас сегодня нет репетиции, – сказала дежурная, отводя глаза.
– У меня есть репетиция, – терпеливо возразила Эмма.
– Обратитесь к завтруппой, – сказала дежурная, отворачиваясь к маленькому телевизору.
Эмма постояла, переминаясь с ноги на ногу, потом поднялась на второй этаж и постучала в кабинет завтруппой. Кабинет был заперт и пуст. Эмма нервно посмотрела на часы. В этот момент внизу, на лестнице, послышались шаги; навстречу Эмме поднимался главреж, рядом с ним шагала народная артистка Стальникова. Будто не замечая Эммы, они прошли мимо по коридору, главреж отпер свой кабинет, пропустил Стальникову внутрь и только тогда кивнул небрежно:
– На сегодня репетиции отменяются… И зайдите днем к завтруппой, а лучше позвоните.
И дверь кабинета, в котором Эмму шестнадцать дней назад угощали кофе и сигаретой, закрылась.
Телефон помолчал немного и заныл опять. Эмма подумала, что это Иришка, что надо взять трубку и поговорить, что растущее желание оборвать телефонный шнур есть проявление малодушия и преддверие истерики и что впадать в истерику унизительно.
Она поднялась с дивана. Протянула руку. Подняла трубку. Сказала неожиданно низким и хриплым голосом, голосом Матушки:
– Алло!
– Добрый день, – сказали на той стороне провода, и Эмма вздрогнула. – Можно Сашу?
У него автоопределитель, подумала Эмма. Всего лишь автоопределитель. Машина. Робот. Всего лишь.
– Сашу?
Как некстати. В любое другое время она продолжила бы игру – но не сегодня.
– Его нет, – сказала она.
– А когда он будет? – после паузы спросил Ростислав.
Эмма молчала.
– Простите, пожалуйста… Я не вовремя?
– Он уехал, – сказала Эмма. – Его уже не будет.
– Никогда?
Прошло несколько минут, прежде чем до нее дошел смысл вопроса.
– Я хотел спросить – Саши больше никогда не будет?
Она молчала. Но трубку не вешала.
– Надеюсь, он не умер, – после длинной паузы сказал Ростислав. – Думаю, он просто уехал на поезде… Из пункта А в пункт Б.
Эмма молчала. Будто кукольник за упавшей ширмой, будто Дед Мороз, у которого отклеился ус. Стыдно ли Деду Морозу? Стоит ли делать вид, что ничего не произошло?
Эмма оторвала трубку от уха. Наушник испещрен был черными дырочками, будто внимательными глазами. Какое замечательное изобретение – телефон.
Ростислав заговорил снова. Эмма испуганно прижала трубку к щеке.