Еще один опасный вопрос. Дело в том, что Джим всегда твердил, что люди часто и сами могут справиться с собой, особенно когда их чувства обманывают их. Но может, тут он неправ. Однако Энджи, похоже, вот-вот взорвется, так что спорить с ней сейчас не слишком разумно.
— Ты видел ее лицо, когда он назвал ее золотой птичкой, — продолжала Энджи. — Ты что, не заметил, как это подействовало на нее? У нее же все было написано на лице!
Джим на самом деле не разглядел, что там было написано на лице Даниель, потому что он в этот миг просто не смотрел на нее. Все свое внимание он сосредоточил на Дэффиде.
— По правде сказать, я ничего не заметил, — признался он. — Но я так и не понял, чего же она хотела от тебя?
— Совета, — ответила Энджи. — Она поняла, что Дэффид захочет отправиться на войну, чтобы посмотреть, найдется ли там кто-нибудь, кто управляется с луком искуснее, чем он сам. Ну и, с одной стороны, она не хочет, чтобы он уезжал, а с другой — боится, что когда Дэффид увидит ее растолстевшей, то разлюбит. Вот она и надеялась, что получит от меня совет.
— И что же ты посоветовала? — спросил Джим.
— А ты бы что-нибудь посоветовал? — поинтересовалась в ответ Энджи.
— Нет, — ответил Джим.
Он хотел было добавить, что давать такие советы — не его дело, поскольку он, как-никак, не женщина, но, подумав, промолчал.
— На этот вопрос может ответить только она сама! — заключила Энджи. Она отложила гребень и погасила свечу, при свете которой расчесывала волосы. Сквозь тяжелые шторы едва пробивались лучи заходящего солнца. Джим скорее почувствовал, чем увидел, что она залезла в постель рядом с ним. Энджи, однако, улеглась так, чтобы не касаться мужа.
Она больше ничего не сказала на эту тему. Да и Джим предпочел промолчать, хотя ему было любопытно, думает ли Энджи, что Дэффид полюбил Даниель только за ее внешность. Сам-то Джим ни на секунду не поверил в это.
Три недели пролетели незаметно. Дэффид, Даниель и Жиль Волдский со своими людьми покинули владения Джима. Брайен поселился в замке и привел с собой несколько воинов. С его помощью Джим выбрал из числа своих подданных шестьдесят человек, и теперь сотники Брайена усиленно обучали их. Для дружины, впрочем, Джиму требовалось лишь пятьдесят воинов.
Однако из шестидесяти лишь двадцать два рекрута в настоящее время могли по праву называться конными латниками. Для этого им пришлось продемонстрировать свое умение держаться в седле и владеть оружием, но все-таки оставалось лишь надеяться на будущее, поскольку в настоящий момент успехи рекрутов были не слишком велики. Остальным тридцати восьми предстояло стать кому конюхами, а кому — слугами Джима, Брайена, оруженосца Брайена — приятного шестнадцатилетнего белокурого паренька с открытым лицом, Джона Честера, — а также тех, кто уже стал, или еще только станет, латниками.