— Как только достанете фотографию, — сказал Рейсс, — раздайте копии вашим людям в аэропорту и в гавани. Он, возможно уже прибыл. Вы же знаете, сколько проходит времени, пока до нас что-нибудь дойдет.
Конечно же, если генерал уже здесь, Берлин будет недоволен консульством в ТША. консул должен был сам догадаться взять его — до того, как послан приказ из Берлина.
— Я проштампую дату на шифровке из Берлина, — угадал Пфердхоф, — так что если даже возникнет какой-нибудь вопрос, мы сможем точно указать, когда мы ее приняли, вплоть до минут.
— Спасибо, — ответил Рейсс.
Начальники в Берлине были непревзойденными мастерами перекладывать ответственность, а ему уже надоело быть козлом отпущения, слишком часто это случалось.
— Только для того, чтобы подстраховаться, — сказал он. — Думаю, что вам следовало бы ответить на это послание. Ну, скажем, так: «Ваши инструкции чрезвычайно запоздали. Это лицо уже объявилось на территории ТША. Возможность успешного перехвата на данной стадии маловероятна».
Велите кому-нибудь подредактировать это послание и направьте в Берлин.
Побольше там всякого тумана и благих намерений. Ну, не мне вас учить.
Пфердхоф кивнул.
— Я сейчас же отошлю это донесение и зарегистрирую точную дату и время отправления.
Он закрыл за собой дверь.
«Да, тут гляди в оба, — размышлял Рейсс, — а не то сразу же очутишься консулом в компании ниггеров на острове у берегов Южной Африки, а потом у тебя будет черная нянька в качестве любовницы, десять или одиннадцать крохотных негритят будут называть тебя папулей».
Вновь усевшись за столик для завтрака, он закурил египетскую сигарету «Саймен-Ариномер семьдесят», тщательно закрыв металлическую банку.
Похоже, что некоторое время его не будут беспокоить, и поэтому он вынул из портфеля книгу, которую сейчас читал, открыл ее на заложенном месте, устроился поудобнее и начал с того места, где вынужден был остановиться в прошлый раз.
«И были ли в действительности эти прогулки по улицам с тихими автомобилями, воскресная утренняя тишина Тиргартена, там в далеком прошлом? Совершенно иная жизнь. Мороженое, вкус которого он никак не мог вспомнить. Теперь им приходится рвать крапиву и радоваться, найдя ее».
— Боже, — закричал он. — Когда же это все прекратиться?
Огромные английские танки все шли и шли. Рухнуло еще одно здание, возможно, жилой дом или фабрика, или школа — сейчас уже нельзя было разобрать; руины валились, распадаясь на отдельные камни.
Ниже, среди обломков — еще одна горсть погребенных людей, которых ожидает молчаливая смерть. Смерть равно простерлась повсюду, над еще живыми, ранеными, мертвыми, лежавшими слоями и начинающимися разлагаться.