— Слушаюсь, сэр.
Фаулер положил трубку.
— Надо поговорить со связистами, — сказал я Синтии. — Какие-то перебои с телефоном.
— Что он сказал?
— Полковник Фаулер просит пожаловать к нему на чашку кофе. В семь ноль-ноль.
Синтия посмотрела на часы:
— Успеем немного поспать. Готов?
Я оглядел помещение. Большая его часть была погружена в темноту, и многие уже спали на походных кроватях, хотя иные трудоголики еще гнулись над микроскопами, анализными трубками, пишущими машинками.
Мы пошли к выходу. Я спросил:
— В том мешке с одеждой не было ее уэст-пойнтского кольца?
— Нет.
— И в домашних вещах не нашли?
— Нет. Я спрашивала Кэла.
— Странно.
— Может быть, Кемпбелл его потеряла или отдала почистить? — предположила Синтия.
— Все может быть.
— Пол, если бы ее нашли живой и если бы сейчас она была с нами, что бы ты ей сказал?
— А что бы ты сказала? Твоя работа — утешать изнасилованных.
— Я тебя спрашиваю.
— Хорошо, попробую... «Энн, — сказал бы я ей, — я не знаю, что произошло у тебя в прошлом, но постарайся смотреть на вещи спокойнее, не мучая себя воспоминаниями, не доводя до исступления. Тебе нужен добрый совет. Постарайся преодолеть ту боль, которую ты испытала, постарайся найти как бы духовный противовес. Не надо мстить человеку или нескольким людям, которые... которые дурно обошлись с тобой». Я бы напомнил ей, что она полноценная человеческая личность и впереди у нее целая жизнь. У нее появятся хорошие друзья, и они будут заботиться о ней, если она сама не махнет на себя рукой... Вот в этом духе.
— Да, именно это Кемпбелл надо было услышать при жизни. Может быть, кто-нибудь и говорил ей это. С ней случилось что-то очень нехорошее, и она не нашла другого выхода. Такое поведение со стороны умной, образованной, привлекательной, добившейся служебного успеха женщины — это результат тяжелой душевной травмы.
— Какой, например? — спросил я.
Мы вышли из ангара на свежий воздух. Луна зашла, и миллиарды звезд усеяли ясное небо над Джорджией. Я смотрел на раскинувшееся передо мной пространство Джордан-Филдз и вспоминал, как каждую ночь здесь зажигались огни и три раза в неделю после полуночи на аэродром приземлялся следовавший спецрейсом самолет.
— Я разгружал тут мертвых из Вьетнама, — сказал я.
Синтия ничего не ответила.
— Если ее будут хоронить в Мидленде, здесь соберется народ после отпевания. Наверное, завтра или послезавтра.
— Ты тоже будешь?
— Естественно.
Мы подошли к автомобилю. Синтия сказала:
— Ты спрашиваешь, какая травма... Я думаю, ключевая фигура во всей этой истории — ее отец. Властный человек, заставивший дочь поступить на военную службу и, в сущности, распоряжавшийся ее жизнью, слабовольная мать, частые отлучки, мотание по всему свету, полная зависимость от отца. Вот Энн и взбунтовалась. Все это подробно описано в учебниках.