Сержант заплакал. Да, я становлюсь мягкотелым. В прежние времена я не предложил бы подозреваемому великодушный выбор, а если бы он начал плакать, хлестал бы его по морде, пока тот не заткнется. Теперь я пытаюсь быть более отзывчивым к нуждам преступника и не думать о том, сколько полицейских и невинных людей полегло бы от двухсот автоматических винтовок «М-16» и гранатометов. К тому же штаб-сержант Элкинс нарушил священный долг — быть верным воинской присяге.
— Согласен? — спросил я.
Он кивнул.
— Молодец, Далберт. — Я выудил из кармана листок с перечислением прав обвиняемого. — Прочти и распишись.
Он вытер слезы и начал читать.
— Живее, Далберт.
Он подписал и отдал мне листок и ручку. Карла теперь кондрашка хватит. Вся его философия состояла в том, что никто не должен идти на договоренность с обвиняемым — того надо просто сажать. В трибунале не любят такие вещи. Все верно, мне надо было поскорее разделаться с преступным сговором. Карл сам сказал: «Кончай!» Вот я и закончил, чтобы взяться за другое дело, которое могло доставить мне кучу хлопот.
Подошел лейтенант полиции и потребовал объяснить, что я здесь делаю. Я показал ему удостоверение и сказал:
— Дайте этому человеку бумагу и ручку — он должен написать признание. Потом переправьте его в группу УРП для допроса.
У сержанта Элкинса был жалкий вид: на тюремных нарах, в шортах, футболке и сандалиях. Сколько типов за стальной решеткой я перевидал! Интересно, как я смотрюсь оттуда, из камеры?
В отведенном мне крохотном кабинете я еще раз перелистал адресно-телефонную книгу Энн Кемпбелл. Около сотни имен, моего нет. Никаких сердечек, звездочек и других пометок, указывающих на любовный интерес или степень знакомства, но я не мог отделаться от мысли, что существует другой список имен и телефонов, он, может быть, в той самой «комнате отдыха» или в ее личном компьютере.
Я наскоро набросал для Карла коротенький доклад — не тот, который сочинил в уме, но такой, к которому не придрался бы ни Главный военный прокурор, ни адвокат. Теперь у нас в стране ни один документ невозможно сохранить в тайне, и в официальном перечне секретных материалов мой отчет мог бы быть классифицирован так: «Достоин самого широкого распространения».
Покончив с докладом, я по внутреннему телефону попросил прислать мне секретаря.
Армейские секретари не сильно отличаются от секретарей на гражданке — при той только разнице, что среди них много мужчин, хотя последнее время часто стали попадаться и женщины. В любом случае наши секретари, как и их штатские коллеги, способны поставить на ноги и начальника, и дело — или погубить их. Через несколько минут явилась молодая женщина в летней форме, то есть в зеленой юбке и такой же блузке, уместных в душных помещениях. Она лихо козырнула и звучно отрапортовала: