— В Нью-Йорке горничная может заработать семь долларов в месяц. Я буду платить тебе десять. И меньше чем через год ты выплатишь свой долг и уйдешь от меня. А кроме того, у тебя будет безопасное место для проживания.
— Год прожить с вами! Должно быть, вы рехнулись! — Анна склонилась над работой, думая о жизни со Стефеном в безопасности, рядом с Рори, выплачивая потихоньку свой долг.
— Мне нужен кто-нибудь присматривать за Рори.
— Нет, Стефен.
— Я купил на кухню плиту… Новая марка, ее еще ни разу не растапливали…
— Ну и чего вам еще не хватает? Стефен перестал расхаживать и присел.
— Я провел воду в квартиру. Тебе за ней не надо будет спускаться во двор.
Анна услышала его волнение.
— Там два этажа и есть большая солнечная комната, где ты можешь делать кружева. Там только совсем немного мебели… Но я сделаю заказ и ты все расставишь по-своему вкусу.
Анна молча продолжала работать. Она старалась не думать, как, должно быть, приятно жить с новой плитой и водопроводом, иметь большую солнечную комнату в своем распоряжении и заботиться о Стефене и Рори.
— Я найму девушку помогать тебе с мытьем и уборкой.
— Мне не нужна девушка.
— Так что, ты согласна?
Анна покачала головой. Не может она позволить ему втянуть ее еще глубже в это фальшивое замужество.
— Я не буду с вами жить.
— Пойми, я хочу твоей безопасности! Я смогу защитить тебя.
— Я тороплюсь закончить работу, — резко оборвала Анна. — Если вы не будете мне мешать, я буду вам благодарна.
Они замолчали. Потом Стефен спросил тихо:
— Ты хочешь остаться одна?
— В Америке я собираюсь жить в добродетели, — ответила Анна, не поднимая глаз от своей работы. — Буду работать упорно и постараюсь не зависеть от мужчины. Если это значит быть одной, значит, так и будет.
В ее ушах эти слова прозвучали грустным финалом. Одинокая… Перепуганная… Неуверенная… Стефен откашлялся:
— Анна, я прошу прощения за все, что наговорил прошлой ночью и… сегодня. Я так на самом деле не думаю.
Анна перестала шить. Потрогала нежное кружево — чистое, незапятнанное, и подумала: не потому ли она его так любит, что в нем есть все, чего нет в ней. Мысль о своем изгаженном прошлом напомнила ей жестокие слова Стефена. Она воткнула в кружево иглу. «Он пытается вернуть мое расположение, — сказала она себе. — А извиняется только затем, чтобы меня задобрить и попытаться опять меня добиться».
— Вы сказали тогда все, что хотели сказать, — ответила она, не глядя на него. — Когда прибудем в Нью-Йорк, мы расстанемся.
— Расстанемся?! — Стефен помолчал. — Я скорее расстанусь с солнечным светом, чем с тобой.