– Стало быть, друг мой, ты видел, как они сношаются, – продолжал Мольдан, вставляя свой язык в мой рот, – и это зрелище привело тебя в ужас? Хорошо, тогда я клянусь, что мне оно внушило бы совсем иное чувство. Чтобы доказать тебе это, прошу тебя поскорее дать мне возможность полюбоваться этим чудесным спектаклем. А пока, Жером, я покажу тебе самым наглядным образом, что моё распутство не уступает распутству моих чад. И любезный советник, склонив меня на диван, долго рассматривал мой зад, страстно лобзал его и наконец с силой вошел в меня,
– Настал твой черед, Жером, – сказал он, закончив, – вот мой зад, займись же им. Я быстро исполнил его желание, и развратник, завершая сцену, велел мне предоставить детям всю свободу, какую они пожелают, чтобы они могли выполнить планы, которые имеет на их счет природа.
– Было бы жестоко мешать им, – добавил он, – а мы с тобой неспособны на жестокость, тем более, что они никому не причиняют зла.
– Однако, – возразил я этому странному господину, – если бы я имел подобную склонность к распутству, неужели вы простили бы мне это?
– Не сомневайся! – сказал мне Мольдан. – Я бы потребовал от тебя только доверия. Признаюсь даже, что я полагал твою связь с моими детьми свершившимся фактом и огорчен, что резкость твоих жалоб свидетельствует об обратном. Оставь свой педантизм, мой милый, в тебе есть темперамент, я вижу это, займись утехами вместе с моими детьми и завтра же сделай так, чтобы я застал их вместе. Я удовлетворил желание Мольдана: подвел его к щели, которую проделал для себя, сказав, что это сделано для него, и негодяй прильнул к ней, предоставив в моё распоряжение свою задницу. Сцена была восхитительна, она уже настолько разожгла его воображение, что либертен извергнулся два раза кряду.
– Я не видел ничего столь прекрасного, – заявил он, отходя от щели, – я больше не могу совладать с собой, поэтому немедленно должен насладиться этими чудными детками. Предупреди их, Жером, что завтра я хочу развлекаться вместе с ними, и мы вчетвером получим ни с чем не сравнимое удовольствие.
– По правде говоря, – сказал я, разыгрывая осторожность, которую счел уместной в данных обстоятельствах, – я никогда не думал, что учитель ваших детей получит от вас поручение развращать их.
– Вот как плохо ты понял значение слова «мораль». Истинная мораль, мой друг, неотделима от природы; именно в природе заключен единственный принцип всех моральных заповедей, а коль скоро она сама внушает нам все наши беспутства, ни в одном из них нет ничего аморального. Если на свете и есть существа, чьими прелестями я хотел бы насладиться особенно, так это те, которые обязаны мне жизнью.