– Ах, мадам, скажите, что мне делать. Приказывайте: я готова подчиниться.
– Ты должна присоединиться к нам, то есть убивать, воровать, отравлять, сеять разрушение, поджигать, грабить, опустошать вместе с нами: тогда я избавлю тебя от всего остального. Здесь Жюстина поняла, что колебаться не стоит. Хотя, принимая это чудовищное предложение, она подвергалась новым опасностям, но они были ещё впереди, в отличие от тех, которые грозили ей в тот момент.
– Хорошо, мадам, я остаюсь с вами, – сказала она.
– Повсюду буду с вами, обещаю вам. Спасите меня от этих людей, и я буду с вами до самой смерти.
– Дети мои, – громогласно объявила Дюбуа, – эта девочка присоединяется к нашей шайке, я её принимаю и прошу вас избавить её от насилия; она послужит нам другим способом, её возраст и фигурка помогут заманить в наши сети множество мужчин, поэтому будем использовать её разумно и не отдадим в жертву сиюминутным удовольствиям. Однако страсти, когда они разгораются в мужчине до предела, погасить почти невозможно: чем громче звучит в его сердце голос разума, тем сильнее похоть подавляет его, и тогда средства, употребляемые для того, чтобы сбить пламя, только сильнее его разжигают. Вот в таком состоянии пребывали соратники Дюбуа. Все четверо с членами наизготовку испытывали судьбу, бросая кости, определяя, кому посчастливится сорвать первые плоды: они пили, играли и возбуждались. Души, настроенные таким образом, не принимают отказов и не слушают разумных речей.
– Нет, черт меня побери, – заявил Гроза Решеток, – мы намерены сношать девчонку, и теперь ей этого не избежать. Недаром говорят, что добродетель должна пройти испытание, чтобы вступить в шайку разбойников, и прежде чем выйти на большую дорогу убивать людей, надо распроститься с невинностью.
– Гром и молния! Я хочу сношаться, – закричал Безжалостный, приближаясь к Жюстине, держа в руках член, готовый к работе. – Клянусь потрохами небесного клоуна, я буду сношать девку или перережу ей глотку: пусть она выбирает сама. Кроткая и беззащитная жертва, какой была наша бедная Жюстина, дрожала всем телом и едва дышала. Она стояла на коленях перед четверыми бандитами, простирала к ним свои слабые руки, умоляя и их и Господа, которого они оскверняли страшными проклятиями.
– Одну минутку, – сказал Железное Сердце, который, как брат Дюбуа, возглавлял шайку, – одну минутку, друзья. Я, как и вы, сдерживаюсь из последних сил; вы же видите, – продолжал он, стукнув членом по столу с такой силой, что мог бы расколоть им орех, – как и вы, я хочу кончить, но всё-таки думаю, что можно решить этот вопрос к общему удовлетворению. Если уж эта сучка так дорожит своим сокровищем и если, как справедливо заметила моя сестрица, это её качество можно употребить по-другому, с большой пользой для всех нас, давайте оставим её девственность при ней. Но и мы тоже должны успокоиться: терпеть больше нет мочи, и ты понимаешь, сестренка, что в таком состоянии мы готовы зарезать вас обеих, вздумай вы воспротивиться нашим желаниям. Всем известно, что страсть таких отчаянных головорезов ужасна, это как река, вышедшая из берегов, способная уничтожить все вокруг, если не открыть перед ней шлюзы. Ты же помнишь, Дюбуа, как часто мы приканчивали женщин, которые сопротивлялись, кроме того ты видела, что эти преступления приносили нам такое же облегчение, как и настоящее совокупление, и наша сперма смешивалась с их кровью, как будто она извергалась во влагалище. Так что не останавливай нас, прошу тебя по-хорошему, а лучше помоги нам. Я предлагаю следующее: Пусть Жюстина останется в чем мать её родила. В таком виде она должна по очереди удовлетворить прихоти, которые придут нам в голову, а в это время Дюбуа, чтобы утолить наш пыл, будет курить фимиам на алтарях, в которые не хочет нас впустить эта ненормальная.