– Нет, не бессмертны, – сказал Прим, подходя к нам. – Я предлагал Сэму сказать ему примерное количество лет, на которое рассчитано это тело, но он не хотел и слышать.
– Даже если это и миллион лет или только неделя, – ответил Сэм, – мне не хотелось бы знать. Пусть меня живьем черти заберут, если я собираюсь прожить свою вторую жизнь, подсчитывая, сколько дней мне осталось. Так жить нельзя.
– Я понимаю и согласен с этим, – сказал Прим.
Я спросил:
– Как вам удалось сделать так, чтобы его тело выглядело точно так же, как и его бывшее?
– Создание внешнего облика потребовало нескольких источников – но главным среди них была трехмерная фотография, где вы стоите с Сэмом. Она занесена во вспомогательные банки памяти компьютера. Вы знали, что она там?
Я сказал:
– Да, мне помнится, я велел несколько старых фотографий перевести в пикселы и сохранить в памяти компьютера.
– Помогли нам и ваши воспоминания о Сэме, – добавил Прим.
– О'кей, – сказал я смущенно и довольно нелепо, словно мы с ним говорили о погоде. Я уселся и налил себе чашку кофе. Я не мог оторвать глаз от Сэма, который уселся за стол и отхлебнул из своей чашки.
Он подмигнул мне.
– Кто говорит, что однова живем?
– Сэм, а у тебя был выбор, воплощаться или нет? – спросил я.
– Только не тогда, когда меня вытаскивали из тяжеловоза. Когда я пришел в себя, то понял, что меня загружают в какой-то странный компьютер… мне так показалось, – Сэм посмотрел на Прима, ища подтверждения своим словам.
– Это по сути и был компьютер, – отозвался Прим.
– Как бы там ни было, – продолжал Сэм, – я был в контакте с нашим любезным хозяином, и он спросил меня, не хочу ли я присоединиться к Кульминации. Я сказал спасибо, но что-то не хочется. Он тогда спросил меня: ладно, пусть так, но как насчет нового тела? И я ответил: конечно, почему бы не попробовать?
Я рассмеялся.
– Конечно, почему бы и нет.
– Я уже стал немного уставать от того, что я тяжеловоз с прицепом. Мне нравится быть человеком куда больше.
– Не могу тебя винить. Но то, как ты пропал из машины, меня страшно напугало.
Прим уселся за стол.
– Наши извинения. Но, если бы я сказал вам наши намерения в отношении Сэма, я сомневаюсь, что вы поверили бы мне.
– Можно было бы и рискнуть сказать, – ответил я.
– Я и пытался, – сказал Прим, – и преуспел бы в этом, не покинь вы нас столь внезапно.
Не беря во внимание то, что объяснение Прима хромало на обе ноги – можно было бы спросить, не слышал ли он о том, что связаться можно и по радио, – мне невозможно было на это что-либо ответить. Казалось, что в любом отдельно взятом споре Прим всегда успевает так построить свои аргументы, что он неизменно оказывается на твердой почве, оставляя своего противника в зыбучих песках. Не могу точно сказать, как у него это получалось, но с ним невозможно было просто согласиться, а мне не хотелось спорить с ним заново.