— Господь?
— Я не…
Его настолько тошнит, что он не может говорить. Он указывает на дверь.
— Уходи!
Снова влажные звуки. Потом:
— Уходить?
— Да, уходи!
Она принимается выть:
— Я… я… я обидела Господа! Он трет лоб голой рукой.
— Ты не обидела. Ты не понимаешь… Я… О Господи!
Этой бессмысленной присказке он научился у диких на борту «Зеленых пастбищ».
Следует долгая пауза, потом она с опаской и с невероятным трудом говорит:
— Буду счастлива… выносить… ребенка для Твоей славы, Господи, если такова воля Твоя. Она не очень верит тому, что он ее не хочет. Абсурд! Но он вспоминает, что политический контроль рэндомов часто достигается при помощи государственно одобряемых суеверий. Очевидно, он натолкнулся на некую примитивную веру в воплощение, что прекрасно снимает все вопросы. — Боги не испытывают вожделения, подобно смертным. Ты уже носишь семя. Иди и вырасти мне сына, — указывает он на дверь.
Девушка задыхается, свертывается в неуклюжий комок конечностей, падает со стола на колени и утыкается лицом в кучу лохмотьев.
— Слава…
— Иди! И одежду свою забери.
Нелепость ее реакции терпеть невозможно. Он разражается беспомощным смехом и больше ничего добавить не может. Она воет и съеживается еще сильнее, ему становится еще смешнее. Рывком распахнув дверь, он выталкивает ее в ночь. Он забыл про инструкции, которые сам дал приборам, и в результате его и причудливую ковровую ванну заливает потоком грязной воды. Не причинив, впрочем, вреда — душ будет ей полезен, она уже встает на ноги, затопленная лишь до пояса. Дверь закрывается, погружая ее во тьму, и он выпаливает команду, в результате которой дрифтер легко, плавно, быстро и бесшумно уносится прочь.
Сновидец ковыляет к креслу и рушится в него. Он хохочет, пока не начинают болеть ребра. Мысль о том, что он чуть не совершил, болезненна, но хочется послушать историю, которую ей придется рассказать по возвращении в деревню. Еще больше хочется, чтобы рядом с ним был кто-нибудь из его братьев, с которым можно было бы поделиться шуткой.
Самое мерзкое в этой работе — одиночество.
Нет! Нет! Нет! — Ваун проснулся с криком, мечущийся в кривом кресле душного, тесного торча. Приступ боли в запястье, которым он ударился о приборную доску, полностью вернул его в реальность. Он вытер вспотевшее лицо и ошалело осмотрелся. Бешено колотилось сердце.
Сны! Ему всегда снились сны, когда у него не было девочки. Этот был самым худшим.
— Местонахождение? — спросил он, чувствуя кислый привкус во рту.
— По пути между Аджултоном и Бесайрбом. Начинаем спуск примерно через семнадцать минут.