Тут я чуть было не задохнулся от гордыни… да простит мне господь прегрешение сие… В эту минуту я почувствовал, сколь велико превосходство церковника, князя господня, над владыками земными. Будь я вместо вашего отца графом Перигорским, разве был бы я облечен такой властью. И я подумал еще, что свершил дело всей жизни моей.
Все в том же сопровождении четырех моих копьеносцев, все так же предшествуемый папским стягом, поскакал я к холму по той самой дороге, что разведал Рибмон, держа путь на небольшой лесок, где расположился лагерем принц Уэльский.
– Принц, добрый сын мой, – начал я, ибо на сей раз я уже не называл его ваше высочество, дабы дать ему почувствовать всю слабость его, – если бы вы и впрямь могли оценить всю мощь короля Франции, как только что оценил ее я, вы бы охотно пошли на соглашение с ним, чего я и хочу добиться, и постараюсь, если только смогу, примирить вас. – И я рассказал ему, сколь велико французское воинство, которое я видел у городка Нуайе. – Смотрите же, сколько вас и каковы ваши позиции… Неужели вы рассчитываете здесь долго продержаться?
Э-э, нет, долго ему здесь не продержаться, и он сам это отлично понимал. Единственное его преимущество заключалось в удачном выборе позиций на холме, поросшем лесом; его ретраншементы можно было смело назвать чудом военного искусства. Но люди его уже начали страдать от жажды, ибо на пригорке воды не оказалось; ходить за водой надо было к ручью Миоссон, который протекал под холмом, но там стояли французы. Съестных припасов у англичан оставалось лишь на один-единственный день. Под саксонскими усами этого принца-опустошителя уже не сверкала белозубая улыбка! Ежели бы он не сидел в кругу своих рыцарей Чендоса, Грейли, Варвика, Суффолка, не спускавших с принца глаз, он признал бы, пожалуй, что в их положении надеяться не на что, тем паче что и приближенные его думали то же самое. Разве что на чудо… и, быть может, чудо это свершится с моей помощью. Тем не менее он согласился не сразу, не желая поступиться рыцарской честью:
– Но, монсеньор Перигорский, я уже говорил вам в Монбазоне, что я не имею права заключать мирные договоры, не испросив воли отца моего, короля…
– Добрый мой принц, выше воли королей божья воля. Ни ваш отец король Эдуард, восседающий на престоле в Лондоне, ни господь, восседающий на небесном престоле, никогда не простят вам, что вы погубили столько хороших, храбрых людей, вверенных под ваше покровительство, хотя вы могли поступить иначе. Согласны ли вы, чтобы я обсудил условия и вы, не поступившись рыцарской своей честью, смогли бы избежать жестокой битвы, исход коей весьма и весьма сомнителен?