— Эй, отец! Открывай ворота, колеса к земле примерзают!
Никакой реакции.
Дверь будки качнулась на ржавых петлях и под напором ветра захлопнулась. Я посмотрел по сторонам. Едва заметно стемнело, и большие сугробы, обступившие стоянку неприступным бастионом, отливали стылой синевой. Я не привык к московскому декабрю, когда в четыре часа уже опускаются сумерки, и в фигурах прохожих начинает угадываться сутулость, а в движениях — торопливость, и загораются автомобильные фары, свет которых выхватывает косяки метели, и в домах теплым семейным светом вспыхивают окна, и за цветными шторами движутся тени, и вдруг почувствовал себя страшно неуютно. Рассыпая во все стороны ругательства, я заглушил мотор, вышел из машины, нервно хлопнул дверью. Я уже сделал несколько шагов к ступеням будки, как благоразумие и осторожность взяли верх.
Я вернулся к машине и взял кейс. Такие вещи не оставляют даже на минуту. Их лучше все время носить с собой. А еще лучше сожрать.
На последней ступени я поскользнулся и едва не рухнул в снег со своим бесценным кейсом. Злость уже переливалась через край.
— Сторож!! — крикнул я, распахивая дверь, звенящую стеклом. — Где ты есть, черт тебя подери! Открывай ворота, или я сейчас их взорву к едрене фене!
Охранник не отозвался на мой эмоциональный взрыв. Оглядываясь по сторонам, я дошел до конца проходной, выглянул через торцевую дверь наружу. Толпы прохожих, пар над головами, слепящий свет фар. У ларьков, на витринах которых, как елочные гирлянды, светились разноцветные бутылки, подпрыгивали и толкались подростки. И никого, кто хотя бы отдаленно напоминал охранника!
Я сплюнул и подумал, что можно, в конце-концов, поставить машину на прежнее место и добраться до ближайшей гостиницы на метро. А завтра утром прийти сюда и устроить охраннику разнос. Это, как потом выяснилось, была самая мудрая мысль, которая озарила меня за последние два часа.
Не знаю, почему я именно так не сделал. Моя душа для меня не то, что потемки, а мрак могильный. Развернувшись, я пнул ногой турникет проходной и завалился в дежурку.
Ослепленный светом автомобильных фар, я не сразу увидел, что охранник лежит на диване лицом вниз, свесив левую руку и неестественно раскинув ноги. «Пьян, подлец!» — мелькнула мысль, хотя, скорее, это была последняя попытка успокоить себя и не предположить чего-нибудь более страшного.
Я склонился над затылком охранника, взял его за плечо и несильно тряхнул.
В то же мгновение я почувствовал, как мне в затылок уперся холодный металл, в предназначении которого можно было не сомневаться, и над самым ухом я услышал шепот: