Падение с такой высоты на кафельный пол означало верную смерть. Как только хватка корнуэльца чуть ослабла, Лаймонд переменил положение и усилил свой захват. Стоило борцу найти точку опоры, как Лаймонд применил прием, который заставил соперника согнуться вдвое, а затем встать на колени. После этого Лаймонд стал постепенно передвигать руки. Раздался стон и глубокий вздох. В следующий момент руки Лаймонда сжали горло корнуэльца.
Суставы пальцев побелели. Быстро пульсирующая вена появилась на темном виске. И вот блестящая бритая голова стала медленно клониться, опускаясь все ниже, неумолимо прижимаясь к широкой груди борца: приближался последний смертельный толчок, разделяющий кости.
И тогда, в короткой тишине, нарушаемой только их прерывистым дыханием, среди приглушенного шепота и восклицаний публики, под восхищенным взглядом двора, Тади Бой заговорил с корнуэльцем.
Зрители не могли услышать, что он сказал. Но борец понял. Его глаза с кроваво-красными прожилками побелели, сальные ручейки пота заструились по телу, пока он слушал. С трудом выдавливая слова из сжатого горла и груди, он ответил:
— Они лгут. Jls mentirent, donc [1].
Тади Бой снова обратился к нему. Под длинными безжалостными пальцами лоснящаяся голова продолжала клониться. Светлая кожа потемнела и стала пурпурной. Ответ снова был отрицательным.
То, что произошло потом, впоследствии служило предметом праздных пересудов для тех, кто наблюдал за поединком. Оллав заговорил, чуть ослабив хватку. Борец ответил сдавленным, хриплым голосом. Они опять обменялись репликами, и Тади, казалось, был удовлетворен.
Он еще ослабил хватку, чуть подвинулся, и, когда корнуэлец сделал первый жадный вдох, локоть Тади оказался у него под подбородком, сомкнулся, сжался и рванулся вверх и назад. Раздался треск, донесшийся до всех уголков притихшей залы. Затем огромное тело борца с побелевшими от ужаса глазами, приоткрытым ртом и странно искривившейся шеей накренилось, тяжело повалилось и распростерлось на полу.
Тади Бой покачнулся на корточках и сел. Выглядел он одновременно довольным, встревоженным и слегка виноватым.
— Ах, какой же я неуклюжий. Подумать только — я убил его наповал.
Кульминация вечера была восхитительной. Казалось, все довольны и никто не удивился исходу боя: чересчур громкий смех и крики «браво!» заполнили комнату. Они так и знали, что этот счастливый бездельник заплатит за выпивку чистоганом. Обсыпанный сахаром корнуэлец лежал, как брошенный ребенком леденец, и собаки облизывали ему веки.
Вечер вскоре окончился. Король и его свита удалились, за ними последовала и королева, но Тади Бой Баллах, пьяный в стельку, выполнив все положенные почтительные поклоны, остался с неизменной фляжкой среди своих почитателей. Когда Мария де Гиз поднялась, чтобы уйти, Тади тоже встал и нетвердой походкой направился к шотландскому двору. Не веря своим глазам, Маргарет Эрскин видела, как он приблизился и благосклонно одарил ее пьяной улыбкой, а затем, пройдя мимо, дернул лорда Калтера за нарядный рукав. Ричард Кроуфорд с каменным лицом взглянул прямо в синие глаза брата. Отвратительный запах пота и перегара ударил ему в нос.