Все это время я посвятил упражнениям в морской практике, почерпнув многое у Черного Майкла. Он был прирожденным моряком. Изучи он теорию кораблевождения, и на свете не было бы лучшего капитана. Но его нетренированный мозг отказывался постигать такие загадки, как среднее солнечное и истинное время и их уравнения, поправочный лунный коэффициент и двойные высоты, наклонения магнитной стрелки и креновая девиация, эклиптические координаты и вычисления угловых погрешностей. Практическую сторону своего дела он знал назубок, а вот математика была для него тем же, что китайская грамота для уличного мальчишки.
— Цифры совсем не держатся у меня в башке, они там точно вода в решете, — сказал он мне однажды, с завистью наблюдая, как я измеряю секстантом полуденную высоту солнца над горизонтом. — Или как монеты в кошельке. И ничем тут не поможешь, потому что я уже пытался много раз. Понимаете ли, в Карибском море, где я знаю каждое течение, каждую отмель, все штучки ветра и волн, там я могу вести судно по одному запаху придонного ила на лоте, как слепой наощупь находит дорогу до собственного дома. Но пустите меня в открытый океан, и я окажусь беспомощным, словно новорожденный младенец, пока не увижу берега, хотя и умею вычислить скорость судна и поправку на боковой дрейф. С вами — другое дело, сэр, поскольку вы по своей природе настоящий ученый!
Мне нравился этот человек. Простой, бесхитростный, подлинный дикарь, следующий минутному влечению и отбрасывающий в сторону всякие рассуждения, пока не добьется желаемого, удовлетворяющий свои примитивные инстинкты при помощи грубой силы. Это был великолепный образчик настоящего мужчины, с орлиным носом на потемневшем от загара лице, с шеей, могучей и мускулистой, как и все его тело, безжалостный, жестокий и тем не менее, в чем я был глубоко убежден, верный до конца тому, кто сумел добиться его расположения. Он благоговейно относился к моему умению определять нашу точку на карте, безошибочно предсказывать, когда при таком-то ветре на горизонте появится земля, и угадывать название этой земли. Впрочем, Джекобс тоже умел это делать, и Майкл изо всех сил старался дополнить мои теоретические знания своими навыками в судовождении, в чем он имел явное преимущество.
О его отношении ко мне как к человеку я мог только догадываться, но мне во что бы то ни стало необходимо было добиться его повиновения. Чрезвычайно рискованно отправляться на поиски скрытого сокровища, имея на борту дюжину отчаянных сорвиголов, чья прежняя жизнь целиком состояла из поисков легкой наживы и бесшабашного проматывания награбленных богатств. Но Черный Майкл и его люди — для которых он являлся непререкаемым авторитетом — умели и подчиняться. Таков был обычай буканьеров: беспрекословно выполнять приказы при весьма либеральном отношении к дисциплине. И этим обычаем следовало воспользоваться так, чтобы он служил нашим целям.