— Правды, — прошептала она. Сама того не замечая, она сжимала его запястья уже не для того, чтобы высвободиться, а пытаясь найти поддержку.
Куин всмотрелся в ее глаза и увидел там страх и отвагу. Дева-воительница начинает осознавать свои силы.
— Я тебя хочу. Любым способом, который мне сейчас доступен.
— А пот…
Не успела она договорить, как он решительно покачал головой:
— Пусть на сегодня этого будет достаточно. Не спрашивай у меня больше, чем ты готова услышать.
Он медленно притянул ее к себе, чтобы она успела запротестовать, начать сопротивляться.
Каприс уступила давлению его рук: она не знала, что ее ждет в его объятиях, но чувствовала, что должна это узнать. Ее окружила мощь. Стихия, которая обладала способностью приковывать и зачаровывать.
Он тесно прижал ее к своей груди, устроив голову себе на плече, так что все его тело ощутило ее близость. Ее аромат стал невидимой сетью, спутавшей его чувства, беззвучно шепча о том, что ждет впереди. Желание рвалось, требуя удовлетворения, которое не было ему даровано. Никогда еще терпение не давалось с таким трудом, жажда не была такой сильной, а самообладание столь большим. Он держал ее в объятиях, вбирая в себя ее нежность, ее свет. Она сделала шаг к нему навстречу. Он испугал ее, но она доверилась ему, несмотря на то, что он предоставил ей возможность бегства.
— Спасибо.
Каприс услышала, как негромкие слова пророкотали в его груди. Она подняла голову, изумленно раскрыв глаза:
— За что?
Он прикоснулся к ее лицу, проследив изящные линии щеки, решительного подбородка, выгнутой аркой брови…
— За то, что не выбрала игру. Я бы сыграл — ради тебя, но мне было бы больно.
Каприс посмотрела ему в глаза и увидела там смятение, которое он не пытался скрыть. Он был раним! Эта мысль пронзила ее сознание словно молния. Каприс прижала ладонь к его щеке. Кожа была теплой и чуть шершавой от начавшей пробиваться щетины.
— Отчего тебе было бы больно? — тихо спросила она с таким чувством, будто познала то, о чем не знала ни одна женщина до нее. Девственный уголок его души.
— Каждая прожитая ложь — это часть души, принесенная в жертву судьбе. Если лжи много, то скоро нечего будет давать другим.
— Но для меня ты бы это сделал?
Глядя ей прямо в глаза, он чуть повернул голову, так что его губы прижались к ее ладони в поцелуе, который был обещанием, а не клеймом собственника.
— Да.
Куин увидел, как ее губы готовы сложиться в «почему?», но они оба еще не были готовы к этому вопросу. Он наклонился и похитил этот вопрос, закрыв ее губы поцелуем. Ее вздох был нежен и полон тайны: женственная мольба, пробудившая скрывавшуюся за животной страстью мужскую нежность.