– Прикончив перед тем своего пса?
– Да. Не забывайте, что Матье пьяница. Зверь, убивший до этого свою жену. Собака хотела идти за ним. Для него это было слишком опасно. И тогда он заколол бедное животное вилами и ушел. Безусловно, он поселился в какой-нибудь деревне, как сделал это более десяти лет назад. Может быть, – шучу я, – его теперь называют Матиас Матиас. Мы его найдем, патрон. И вы увидите, что я был прав.
Старик улыбается
– Ну что ж, это возможно. Я же убежден, что графа убил он.
Он щелкает пальцами.
– Но, скажите-ка, я вот о чем думаю, а как же с остальными кандидатами?
– Это не имеет никакого отношения к Матье, господин директор. Кстати, третий погиб случайно.
Он пожимает плечами.
– А второй сам себе перерезал горло во время бритья?
– Нет. По-моему, только второе убийство является убийством.
Босс пожимает плечами.
– Самоубийство, убийство, несчастный случай, так?
– Именно так, патрон.
– Вам нелегко придется, чтобы заставить прессу поверить во все это.
– У меня будут доказательства.
– Да услышит вас Бог. Но мне кажется, что вы забываете об одной существенной детали
Он садится за стол и поглаживает кончиками пальцев позолоту своего бювара из тисненой кожи.
– О покушении, жертвами которого вы с Берюрье стали сегодня утром
Я делаю недовольную гримасу. Однако он прав. Я об этом уже и думать забыл Честное слово, он мне испортил настроение, старый бонза. Я предпочитаю удалиться.
Перед тем, как вернуться в Белькомб, я проверяю алиби зятя покойного Ляндоффе. Тут нет проблем пишите на доске «Не повезло» и сотрите. Гуляка в самом деле провел ту ночь в Париже с женщиной, как он мне и сказал
Спустя два часа я въезжаю на площадь мэрии Белькомба. Она забита народом. Не мэрия, а площадь.
Взгромоздившийся на бочку торжествующий Диоген Берю, в рыцарской соломенной шляпе, окруженный Морбле и закутанный в шарф Пино, произносит речь, приводящую толпу в восторг
– Сегодня утром убийца попытался свести со мною счеты. Но я вам уже говорил не далее, как вчера вечером, что Берюрье так просто не возьмешь. Вот я по-прежнему перед вами, более чем когда бы то ни было, друзья мои. И я, Берю, вам говорю, что, когда я стану вашим депутатом, ваши дела никогда не будут лучше, чем при мне. И никогда Белькомб не будет более белькомбежским!
Его слова принимаются с триумфом. Пино смеется сквозь свой насморк.
Я прокладываю себе дорогу сквозь толпу, чтобы добраться до него:
– Ничего плохого не случилось за время моего отсутствия, старина?
– Ну что ты! – протестующе отвечает Пино – Его безумно любят, нашего Толстяка.