Это были восхитительные минуты! Тугой ветер, теплый и влажный, грохот волн и неистовые ласки, слегка сдерживаемые ее положением.
— Милый, ты не покинешь меня? — спросила она покорно, когда они отдышались и сидели под струями ветра на краю пропасти.
— Зачем такие глупые мысли заполняют такую милую головку? — ответил Лука слишком поспешно, смутился в душе, но ничего больше не добавил.
— Ты как-то странно ответил, Люк. Что у тебя на душе? Поведай, прошу.
— Что у меня может быть на душе, Ката? Просто вспомнил про всевозможные приключения, если французы дознаются про мою помощь вам с оружием.
— Разве для этого имеются основания? Ты меня пугаешь.
— К сожалению, поиски того, кто это сделал, продолжаются. Мне вчера говорил Савко. Он вернулся из поселка, там ходят слухи, что это житель острова, и его всё еще разыскивают. Ты понимаешь, что будет?
— Конечно, милый! Может, нам уехать на другой остров? Например, на Доминику или даже на Мартинику, как вы ее называете.
— Если они докопаются до меня, то уходить надо будет очень далеко. Дальше Сент-Мартена, дорогая моя.
Катуари сильно опечалилась. Она затихла и долго молчала. Молчал и Лука, задумавшись о своих запутанных делах, разобраться с которыми он пока не мог.
— Я бы хотела на Доминику, Люк, — наконец промолвила она неуверенно.
— Это слишком близко, Ката. Там легко нас обнаружат. Кстати, ты ничего нового не можешь мне поведать о своих родителях? Откуда была твоя мать?
Она помолчала, как бы собираясь с мыслями, ответила тихо, с грустинкой:
— Мне ничего не говорили о ней. Только и узнала, что она англичанка и захватили ее в плен наши караибы больше двадцати лет назад. И с тех пор на шее у меня этот медальон. Колдун и жрец, который мог об этом рассказать, уже умер и захватил с собой в могилу мою тайну.
— А отец? Он ведь мог тебе что-то говорить?
— Не знаю, Люк. Но он ничего мне не говорил. Никогда не вспоминал о ней. Да я и сама только несколько лет назад узнала правду о своем рождении. Отца уже не было в живых.
— А муж? Ты его любила? Как вы жили? — Женщина задумалась, пощурилась, но ответила:
— Муж погиб в стычке два года назад. Я не чувствовала к нему ничего, но должна была уважать и слушать. А он был довольно груб, и я только теперь стала понимать, что это от ненависти к белым, к моему происхождению.
Они долго молчали, пока Лука не спросил:
— Почему у тебя не было детей, Ката?
— Не знаю, Люк. Меня и муж постоянно спрашивал, ругал, пытался бить. Теперь знаю, что не во мне дело. И я так довольна, Люк!
Он услышал в ее тоне так много теплоты и любви, что разволновался, представив, что ей придется пережить, когда он привезет сюда Луизу. Стало тоскливо на душе.