Он кивнул, крепко обхватил ее свободной рукой за плечи и успокаивающе проговорил:
— Не волнуйтесь, Анечка, мы уже уходим… — Петр скупо улыбнулся доктору и бухгалтерше. — До свидания, господа. Всего хорошего.
— Вы узнали все, что хотели? — спросил доктор им вдогонку.
— Все, что хотели, — как эхо повторила Аня, первой перешагивая через порог палаты.
По коридору они шли молча, так же безмолвно спускались по лестнице, пересекали фойе. Но стоило им войти в заснеженный парк, как Аня заговорила:
— Можно вас попросить, Петр Алексеевич…
— Да, конечно…
— Никогда мне не напоминайте о ней. Никогда.
— О ком?
— О матери.
— Об Александре Железновой? — переспросил Петр.
Аня строго на него посмотрела и жестко, даже немного зло проговорила:
— Не надо ради меня строить из себя идиота. И вы, и я прекрасно знаем, что моя мать Полина Невинная.
— Вот этого мы и не знаем, — горячо воскликнул Петр. — У нас нет ни одного доказательства!
— Бросьте, Петр Алексеевич! — В ее голосе появились истеричные нотки. — Она моя мать! Эта дебилка, которая ходит под себя, моя мать!
— Я так не думаю, — упрямо проговорил он.
— Час назад вы были уверены… — прошептала Аня, резко отворачиваясь, она не желала показывать ему своих слез, почему-то именно сейчас ей хотелось казаться сильной.
— Час назад я ничего не знал о ее диагнозе! Час назад я не видел ее! — воскликнул Петр и с силой развернул ее к себе. — Аня, поймите, она не может быть вашей матерью…
— Вы разве не слышали историю, что рассказал доктор?
— Слышал, но это байка! Медицинские байка! У дебила не может родиться умственно полноценного ребенка…
— Спасибо вам, конечно, Петр Алексеевич, за комплимент, но с чего вы решили, что я умственно полноценная?
— Господи, что за бред!? — прорычал Петр. — А какая же вы? Вы разве не умеете читать или писать? Вы не понимаете, что хорошо, а что плохо? Или, быть может, ходите под себя?
Она горько улыбнулась и, собрав с ветки горстку снега, приложила к разгоряченным щекам.
— Я не хожу под себя, но я сикалась до двенадцати лет. В школу я пошла восьмилетней, потому что было глуповатой. До третьего класса была худшей ученицей в классе, учительница постоянно говорила, что по мне интернат плачет. Потом я подтянулась, даже окончила школу без троек, даже в техникум поступила, даже год там проучилась, но умнее не стала. Многих вещей я не понимаю, точные науки мне не даются — таблицу умножения, например, я так и не смогла выучить. Я работала во многих местах, но нигде подолгу не задерживалась. У меня нет способностей, зато имеется склонность к депрессиям и суициду… — Аня резко замолчала, втянула носом воздух, тут же с шумом выдохнула, потом очень тихо добавила. — Теперь вы понимаете, что полноценным человеком меня вряд ли назовешь…