— Петр Алексеевич, — подала голос «букашка». — Я и не заметила, что мы приехали.
— Да? Так вот, мы приехали.
— Я пойду?
Она потянулась к дверке, но Петр перехватил ее руку.
— Сначала пообещайте мне, что не будите ничего предпринимать без моего ведома, — проговорил он, пристально глядя ей в глаза.
— Обещаю. Но и вы поклянитесь, что поможете мне. — Аня умоляюще на него воззрилась. — Пожалуйста, помогите…
— Я сделаю все возможное.
— Спасибо, — сердечно поблагодарила она.
— Пока не за что. — Петр отпустил Анину руку, предварительно пожав, и когда она распахнула дверку, он решительно заявил. — Давайте, Аня, я вас провожу до квартиры, чтобы мне было спокойнее.
Аня не стала спорить, более того, она согласилась с явной радостью, наверное, не смотря на браваду, она боялась входить в подъезд одна, тем более что лампочка в нем горела только на площадке третьего этажа.
Спотыкаясь, они добрели до квартиры, Петр подождал, когда девушка отопрет дверь, дождавшись, первым вошел в прихожую, осмотрел комнату, кухню, санузел, даже выглянул на балкон, к великому своему облегчению, никакого киллера за занавеской не обнаружил, по этому ушел от Ани с относительно спокойной душой.
Дусик
Когда к подъезду подъехал новехонький «Пежо», Дусик спрятался за толстый ствол тополя, росшего в палисаднике. Ему нельзя рисоваться! Конечно, сейчас его трудно узнать: он напялил на голову кроличью шапку-ушанку, замотал пол лица шарфом, водрузил на нос огромные очки, замаскировался словом, но все равно боялся, что кто-нибудь его признает. Как-никак он звезда! Пока звезда…
Да, его еще помнят, и песню его хитовую до сих пор нет-нет, да прокрутят на радио. Но не пройдет и года, как певец Дэнис пополнит ряды неудачников, звезд-однодневок, калифов на час… Сколько их было таких, ярких, любимых, популярных? Сотни! И где они теперь? Кто в заштатных клубах выступает, кто спился, кто скололся, а кто и дал дуба. Трудно удержаться на плаву, а еще труднее остаться для своего продюсера единственным и неповторимым. Они так ветрены и так порочны! Стоит тебе немного постареть, слегка пополнеть, как тебя выбрасывают на помойку! Вот взять, например, его продюсера. Уж как он любил своего Дусика, как восхищался его огромными голубыми очами, русыми локонами, белоснежной кожей, хрупким мальчишеским телом. Ты мой идеал, говорил он. — Мой белокурый ангел…
И что же теперь? А теперь он восхищается раскосыми карими глазками, прямыми черными патлами, желто-смуглой кожей, мускулистым, коренастым телом некоего Батыра-Бакыра. Как, интересно, он его называет? Мой Ченгачгук? Мой Чингисхан? Мой Будда?