— Вообще-то одно из значений глагола «ходер» — это «беспокоить», — задумчиво сказала она. — Но лучше посмотрите сами эти слова в словаре ненормативной испанской лексики.
С этими словами мексиканка достала с полки увесистый том и протянула его мне.
С урока я уходила, чувствуя себя обогащенной. Я еще не умела говорить по-испански, но уже научилась ругаться.
По мере моего прогресса в испанском языке наши отношения с Альдой становились все более дружескими, хотя в обращении со мной, впрочем, как и со всеми остальными, она неизменно придерживалась официального «вы». После уроков мексиканка приглашала меня попить чаю и, облегчая душу, рассказывала о новых штучках, которыми порадовала ее доченька.
— Представляете, она опять получила двойку по испанскому языку, — тяжело вздыхая, жаловалась мне Альда, размешивая сахар в изящной фарфоровой чашке. — И она опять поссорилась со своим боливийцем.
— С боливийцем или с уругвайцем? — на всякий случай уточнила я.
Подробности любовных приключений юной мексиканки запросто могли дать фору любому сериалу. И я, в глубине души даже немного завидуя столь насыщенной любовными переживаниями жизни, испытывала живой интерес ко всему, что касалось Аделы.
— Не-е-т! — низким протяжным голосом сказала Альда. — С уругвайцем она разругалась еще в прошлом месяце после того, как он устроил кошачий концерт у нас под окнами.
— Кошачий концерт? — с любопытством переспросила я. — Об этом вы мне еще не рассказывали.
— Ну как же? — не поверила Альда. — Неужели я забыла вам рассказать? Так вот, Адела познакомилась на дискотеке с этим эквадорцем…
— С эквадорцем или боливийцем? — снова уточнила я.
— Ну я же говорю — с эквадорцем, значит, с эквадорцем. — В голосе Альды послышались нотки раздражения. Она во всем любила порядок. — Боливиец появился позже. Ирина, не перебивайте, пожалуйста, а то я не стану рассказывать.
— Не буду! — пообещала я.
— Так вот, Адела познакомилась на дискотеке с этим эквадорцем, он вроде здорово танцевал сальсу, и сказала Амбросио, что больше не любит его.
— Амбросио — это уругваец? — догадалась я.
— Да, Амбросио — уругваец, — метнув на меня недовольный взгляд красивых черных глаз, подтвердила мексиканка. — Я же просила вас…
— Все, молчу, молчу, — поклялась я.
— Амбросио — уругваец, — продолжала неторопливо чеканить слова Альда, — Эусебио — эквадорец, а Хервасио — боливиец.
«Амбросио, Эусебио, Хервасио, — как заклинание, повторила я про себя. — Это еще хуже, чем учить таблицу Менделеева. И как только испанцев угораздило изобрести такие имена?»
Мексиканка между тем продолжала свой размеренный рассказ: