Вместо ответа Валера вновь улыбнулся. В его улыбке было что-то беспомощное, как у человека, который все понимает, но не имеет сил принять соответствующие меры.
— Нападай!
— Не могу. Не получается у меня ничего, — вздохнул Ярцев. — Раньше надо было этим заниматься.
— Нет такого слова! — убежденно ответил Командор. — Не боги горшки обжигают, а их заместители по горшечному делу. В данном случае — мы с тобой.
— Значит, плохой из меня горшечник, — вяло произнес Валера.
— Ничего. Научим, — не предвещающим ничего хорошего тоном произнес Кабанов и рявкнул: — Ширяев!
Тренирующиеся флибустьеры дружно застыли, повернулись к своему предводителю.
— Есть, Командор! — подскочил Григорий.
Как и его бывший командир, вид он имел бравый и переменой обстановки явно не тяготился.
— Гонять нашего шкипера до седьмого пота, но чтобы через пять... нет, через четыре дня от него был толк! Весь курс местного молодого бойца: фехтование, рукопашный бой, стрельба. В конце лично проверю.
— Есть гонять шкипера! — бодро отозвался Ширяев и повернулся к штурману.
— Приступайте. — Командор бросил шпагу в ножны и не спеша пошел вдоль фехтующих пар.
Под его цепким взглядом каждому хотелось показать себя с лучшей стороны, и движения людей заметно убыстрились, делаясь одновременно и опаснее.
Впрочем, поступившие к Кабанову флибустьеры были людьми опытными, привыкшими добывать клинком и пистолетом средства к пропитанию. Несколько хуже обстояли дела у бывших пассажиров круизного лайнера. Но им в какой-то степени помогала молодость, да и сам факт, что именно они уцелели в схватках, говорил не только об удачливости, но и о некоторых способностях в сугубо мужских делах.
— Я — в город. За старшего остается Сорокин. Через два часа обед. Потом — час отдыха и стрельба, — объявил Командор.
Капитан имеет не только обязанности, но и определенные права. Нельзя сказать, что Командор прохлаждался в часы досуга. Скорее, напротив. Его визиты в Пор-де-Пэ имели сугубо деловой характер. Кабанов беседовал с другими капитанами, стремился получше узнать маршруты испанских и английских кораблей, их характерную тактику в боях, местность вокруг вражеских городов или же добросовестно изучал французский язык под руководством Мишеля. Что и другим своим современникам настоятельно советовал. Привычным в последнее время приказным тоном.
Мышцы пухли, ныли, болели. Каждая по отдельности и все вместе. Все-таки тридцать с гаком — не восемнадцать. Да и для восемнадцати лет подобная нагрузка была бы чрезмерной. В голове шумело, и не было сил ни думать, ни возмущаться. Даже ужин был проглочен без малейшего желания, по обязанности и от осознания, что иначе завтра будет еще хуже. Хотя куда хуже-то?