— Ну что ж, — решил Габорн, — зато какой щедрый голос. К тому же та красотка пела ради денег и славы, а этот малый просто решил развлечь собравшихся. С его стороны это великодушный жест.
Хроно, тем временем, таращился в свою кружку. Он понимал, что наговорил лишнего, но теперь чувствовал потребность продолжить свою мысль.
— Ваше Лордство, — промолвил он. — То, что вы не цените в своих друзьях добродетель, возможно не так уж плохо. Вы знаете, что им не всегда можно довериться. А будучи мудрым, вы не станете доверять и себе.
— Как так? — удивленно спросил Габорн. Конечно, для Хроно, соединенного незримыми узами с другим человеком, довериться самому себе было бы непозволительной роскошью. Все-таки, — подумал принц, — быть связанным с кем-то в пару — преимущество весьма сомнительное.
— Люди, считающие себя безупречными, не склонны заглядывать себе в душу, а потому чаще других допускают ужасающие жестокости. Человек, видящий в себе зло, постарается не дать этому злу воли, но тот, кто совершает злодеяние, полагая, будто творит добро, отдается этому всей душой.
Габорн хмыкнул, и призадумался.
— Позволю себе сказать. Ваше Лордство, я рад, что вы задаетесь этим вопросом. Человек не должен считать себя хорошим лишь потому, что время от времени совершает добрые дела. Вы должны постоянно перепроверять себя, сверять со своей добродетелью каждый поступок, каждую мысль.
Принц пригляделся к худощавому ученому. Тот с трудом держал голову, глаза его остекленели, однако говорил он доброжелательно и, для пьяного, вполне разумно. Прежде ни один Хроно не давал Габорну советов. Этот случай представлял собой редкостное исключение.
Дверь распахнулась, и в гостиницу вошли двое смуглых, кареглазых мужчин. Оба были в дорожном платье, обычном для путешествующих купцов, но на поясе каждого висела рапира, и оба имели по длинному ножу, закрепленному ремнем у колена.
Один человек улыбался, другой хмурился.
Габорну вспомнились наставления отца, слышанные еще в детстве.
— Убийцы из Муйатина всегда пускаются в путь парами, и переговариваются на языке жестов. Впоследствии отец выучил принца этому языку.
— Никаких новостей. Ни плохих, ни хороших — вот, что означала улыбка одного, и насупленные брови другого.
Взгляд Габорна переместился к двоим смуглым южанам, сидевшим в дальнем углу. Как и он сам, они устроились в безопасном месте, спиной к стене. Один из них почесал левое ухо
— Мы ничего не слышали.
Новопришедшие уселись в противоположном углу, подальше от своих соотечественников. Один мужчина положил руки на стол, ладонями вниз.