«Так как же мы будем выныривать-то, Солли?.. – повторила Ир, – И пошустрей бы, романтик. Пока твои ноздри не лопнули, раздуваясь. Тебя настолько очаровали ветра, просоленные безбрежным океаном, что…»
«Как, как… Ч-черт, завтра подумаем. Предки говорили, напоминаю максиму: утро вечера мудренее, – пробормотал муж, с виду грозный, зверообразный, но в душе слабохарактерный; похоже, он вконец обалдел от нахальства собственных жен. – Сейчас спать давайте… уффф».
И створки гальюнного люка резко въехали в переборку. Ухающая гора мышц, обтянутая исключительно оволосенной шкурой, вывалилась в проход, убегая от двух фурий с рычащими именами.
«Когда действие становится невыгодным, собирай информацию. Когда информация становится неинтересной, спи, – иронично бросила Хард вдогонку широкой волосатой спине. – Так говорила святая Урсула Ле Гуин». – «О! Да у нас, оказывается, чувство юмора наличествует?!» – поразилась Ир, будто совсем недавно с Хард познакомилась. «У меня много чего в наличии, мать. Не у тебя одной бурное прошлое… между нами, девочками, говоря».
«Семейка та еще, бушприт им всем в селезенки. Не то слово! Особенно эта девчонка Ир. Как застынет с остекленевшими глазами…» – вспомнив подслушанный разговор, подумал боцман «Красной Жути», вкладывая ладонь (машинально глянув при этом на часы) в опознавательный сенсор у входа в капитанскую каюту.
Но еще более странным было то, что суровый и грубый Тораи Сенга прямо-таки рассыпался в любезностях. Будто причаровали Кэпа пришельцы забортные, околдовали всегда такого хитроумного, коварного, хладнокровного кормчего «Красной Жути»… Створки бесшумно втянулись в переборку, и тотчас же мединец получил подтверждение, что его хваленое чутье по-прежнему срабатывает без осечек.
В личном отсеке Кэпа взгляду открылся настоящий аншлаг. Аж семь душ, включая самого хозяина каюты, старпома Эндрю Симеона, стармеха Йоко Таоки и казначея Ирмы Кечкемет. Оставшиеся три души в точности повторяли состав участников беседы, что состоялась полсуток назад в гальюне.
С этого мгновения и вправду НАЧАЛОСЬ.
И завертелось, со свистом рассекая время, словно туго скрученная пружина, которую отпустили. Курс дальнейших нескольких суток спрессовал события в хищный клинок, что стремительно резал воды мирового океана, и когда старый морской волчара Фадриддин Шерх Муссейн просветлевшим взором провожал продолговатую пузатую тушу взлетающего грузовика, что поразительно смахивала на поджидавшую его (и новоявленного матроса по имени Хард) в полусотне миль от острова субмарину, и будто сладчайшему хору гурий внимал натужному реву старых планетарных движков, ему все еще мерещилась косматая рожа в обрамлении трех женских лиц.