Илларион чувствовал легкий шум в ушах, как при подъеме на большую высоту. Восприятие было обострено, и он легко улавливал растерянность Старцева, и настороженное любопытство телохранителей, и холодную работу арифмометра, размещенного под лысым черепом Говоркова. Главным сейчас, несомненно, был Говорков – его нелепая внешность не могла обмануть Забродова. Ему давно уже не приходилось так много врать, и он хотел только одного – чтобы эта бодяга поскорее закончилась.
Тем временем задняя дверца 'лендровера' распахнулась, и на дорогу, зевая и потягиваясь, выбралась заспанная Ирма. Она несколько переигрывала, но вполне возможно, это ему только казалось – в том взвинченном состоянии все казалось ему каким-то ненастоящим.
– Что, уже приехали? – спросила она, снова потягиваясь и выставляя на всеобщее обозрение рельефную грудь. Заметив присутствующих, она быстро опустила руки и вполне натурально смутилась. – Здравствуйте. И вы здесь? – обратилась она к Говоркову. – Я вижу, эта история наделала много шума. Это был такой кошмар!
Илларион немного успокоился: все-таки она была настоящей профессионалкой и разыгрывала свою партию как по нотам. Глядя на нее, легко было представить, как она пудрит мозги дорожной полиции и очаровывает неприступных инспекторов ГАИ, чтобы тем и в голову не пришло заглянуть в набитый вольфрамом багажник, под тяжестью которого машина грузно проседает на рессорах и становится похожа на готовый к взлету реактивный истребитель.
– Ты, тварь, – прохрипел Старцев, терзая на себе ни в чем не повинный галстук. Лицо его приобрело багрово-синий оттенок, и Илларион без тени сочувствия подумал, что Старика вот-вот хватит кондрашка. – Ты с Плешивым снюхалась, да? Вы меня решили по миру пустить? Дай, – он вдруг полез к Иллариону, остервенело пытаясь содрать с его плеча автомат. Забродов аккуратно отцепил его от себя и отодвинул на расстояние вытянутой руки.
– Ты что, Иваныч, белены объелся? – спросила Ирина, глядя на него идеально круглыми глазами. – Мало мне было тех недоумков, так теперь еще и ты туда же. Ну что за жизнь! Ну, хоть ты им скажи! – воззвала она к Иллариону.
– Что сказать? – подал свою реплику тот.
– Вот именно: что сказать? – брызгая слюной и отталкивая удерживающую его руку Иллариона, выкрикнул Старцев. – Что он скажет, когда совсем заврался? Мне он говорит одно, Капитонычу другое, а Плешивому, наверное, третье!
– Признаться, у меня тоже сложилось такое впечатление, – тихо сказал Говорков, и все замолчали, прислушиваясь к этому голосу, напоминающему шуршание старых газет. – Этот человек каким-то непостижимым образом оказывается во всех местах одновременно. И там, где он, происходят какие-то невообразимые вещи. На кого вы работаете, юноша? – спросил он у Иллариона.