– Так короче, что ли?
– Да нет, – неопределенно хмыкнул старший лейтенант, – длиннее.
Илларион не стал больше спрашивать – все и без того было предельно ясно. Он лишь еще раз подивился изворотливости ума деревенского милиционера и непроизвольно дотронулся до выпиравшей из-под куртки рукояти револьвера.
Вскоре они въехали в большое по здешним меркам, домов этак на сто, село, осчастливленное такими благами цивилизации, как правление колхоза, клуб, начальная школа, медпункт и отделение милиции, служившее штабом бравому участковому.
Здесь Илларион уже был сегодня рано утром. Сюда его подбросил на тракторе угрюмый промасленный абориген, который вез на центральную усадьбу груженный громыхающими молочными бидонами прицеп. Теперь Забродов смотрел на все под несколько иным углом. По сравнению с увиденным только что поселком контраст был просто разительным, хотя-а...
Вон из гнилого, дышащего на ладан сарая выглядывает, отсвечивая ярким лаком, длинное рыло не старой еще 'ауди', а вон, прямо на улице возле дома, уставившегося на дорогу подслеповатыми, наполовину заслоненными крапивой окошками, припаркован приземистый 'форд'... Тарелка спутниковой антенны на ветхой крыше...
– Смотри, смотри, – сказал участковый, краем глаза наблюдая за Илларионом, – хрен ты где еще такое увидишь. Забродов молча кивнул.
Здесь и вправду было очень интересно.
– Обедать иди, работничек!
Илларион воткнул топор в старую, изрубленную вдоль и поперек колоду и с сожалением разогнул спину. Оказывается, уже настало время обеда, а он еще не успел вспотеть. Зато гора наколотых дров по правую руку вызывала чувство законного удовлетворения. По крайней мере, решил Забродов, хлеб я зря не ем.
Он натянул майку и умылся из вкопанной на углу дома бочки с дождевой водой, с наслаждением ухая и крякая.
Хозяйка, крепкая еще старуха шестидесяти пяти лет, стояла на крылечке, с удовольствием наблюдая за постояльцем и рассеянно думая о том, что, будь она помоложе, нипочем не упустила бы такого мужика. Шрамов вот только на нем многовато, а откуда – не говорит. А так не мужик – огонь. Что-то крутят они с Архипычем, с участковым-то, вертят чего-то... все он никак, мерин старый, не успокоится. Другой бы уж сто раз плюнул и жил бы себе припеваючи, а у этого – шило в одном месте. Не было бы беды.
Стол был накрыт в саду под яблоней. Илларион даже зажмурился от удовольствия – при прочих равных условиях такую жизнь можно было считать райской. На пестрых от кружевной тени, добела выскобленных досках стояла глубокая глиняная миска с огненным борщом, чугунок с отварным картофелем, блюдечко с укропом, тарелка с хрусткими малосольными огурцами, еще одно блюдце – с зеленым луком, уникальной формы горлач с молоком и, конечно же, диво дивное, давно уже Илларионом не виданное – запотевшая чекушка и при ней рюмочка синего стекла с белыми горошинами.