— Когда надо, — сказал Постышев. — Не волнуйся, скоро, так что поторопись с деньгами.
— Темнишь, — с умело разыгранной укоризной произнес Мурашов. — Не доверяешь старому другу.
— Ты еще слезу пусти, — посоветовал Постышев. — Ты знаешь, что мне для тебя ничего не жалко, но это все-таки бизнес. У тебя в этом деле свой интерес, у меня — свой.
— Петюнчик, дружище, о чем разговор? Все будет сделано в лучшем виде. Бабки переведем завтра же, прямиком в Швейцарию. Как договорились, в три разных банка... Но насчет груза — это верняк?
— Вернее не бывает, — успокоил его майор.
— А много? — не удержался от очередного вопроса Мурашов.
— На горбу точно не упрешь, — ответил Постышев.
— Так, — задумчиво сказал Мурашов, — ясно..
Так как мы поступим?
— Завтра, — сказал ему Постышев, — я отправлю к тебе человека с чемоданом. В чемодане будут всякие.., гм.., материалы. Среди них попадаются весьма пикантные, но это не главное. Ты, пожалуйста, со всем внимательно ознакомься, и тогда тебе сразу станет ясно, как действовать.
— Даже так? — с плохо скрытым удивлением спросил Мурашов. — Мне бы твою основательность.
— На том стоим, — не хвастаясь, согласился Постышев. — И вот что, Стас: не думай, что это будет легко.
— И поднялся брат на брата. — с легкой грустью сказал Мурашов.
— На этот счет не волнуйся, — успокоил его майор. — Не будет там никаких твоих братьев. Черные все, как головешки.
— А! — обрадованно воскликнул Мурашов. — Так это же просто праздник какой-то! Скажу ребятам — перепьются на радостях!
— Только не насмерть, — снова беря шутливый тон, попросил Постышев. — Так я подошлю к тебе человечка. Встречай.
— Непременно, — пообещал Мурашов. — Ну, Петр Васильевич, я твой должник!
— Это точно, — сказал Постышев. — Сумму долга не забыл?
— Опять обижаешь, — возмутился Мурашов. — Когда я тебя подводил? Мое слово — кремень.
— Посмотрим, — сказал Постышев.
— Козел ты все-таки, Петька, — сокрушенно заметил Мурашов. — И за что только я тебя так люблю?
— За форму ягодиц, надо полагать, — ответил Постышев и отключился.
Убрав трубку в карман, он закурил и некоторое время сидел, пуская дым и бездумно глядя в окно, за которым не было ничего, кроме грязно-серой стены соседнего дома, через равные промежутки продырявленной слепыми глазницами окон. С этого момента отступать некуда — мосты сожжены, и зубчатые колеса тяжелого механизма, помогающего госпоже Удаче вершить судьбы мира, со скрежетом и хрустом пришли в движение. Теперь оставалось продержаться совсем немного, по возможности не угодив при этом между зубцами ржавых шестерен, и тогда жизнь резко переменится к лучшему.