Он подергал путы на руках пленника, проверяя их на прочность, а потом без предупреждения ударил его по затылку рукояткой пистолета. Стоявший на коленях снайпер мешком повалился вперед, голова его свесилась с края платформы. Если бы не это, он непременно разбил бы лицо.
– Считай, повезло, – сообщил ему Палач, сноровисто выщелкивая из магазина винтовки остроносые патроны.
Снайпер не ответил – он был без сознания, пребывая в шатком равновесии между жизнью и смертью. Палач ударил его не жалея, стараясь выключить на как можно более долгое время, и теперь не был уверен, что не перестарался. Это его не беспокоило. Убивать без необходимости он не собирался, но, если бы снайпер вдруг решил отбросить копыта, это нисколько не огорчило бы Палача. В конце концов, кто к нам с мечом придет – от меча и погибнет, это он усвоил давно и основательно.
Разбросав патроны во все стороны, он вынул из винтовки затвор и зашвырнул его в лес. Снайпер не шевелился. Палач оттащил его подальше от края платформы, поискал, чем бы заткнуть ему рот, не нашел ничего подходящего и махнул рукой: когда и если этот тип придет в себя, его вопли уже не будут иметь никакого значения…
Он посмотрел на часы. Через полчаса все люди старика, способные держать оружие, будут приведены в боевую готовность, и его шансы пройти незамеченным сильно уменьшатся. Можно, конечно, просто подойти и постучать в калитку, но пленный снайпер – это далеко не сам старик. Откуда этому недотыкомке знать, что еще задумал старый крокодил? Береженого Бог бережет, как любил говаривать покойный прораб Алябьев.
В свое время Палач неплохо изучил дачу Андрея Михайловича и все возможные подходы к ней. Подходов этих было не так уж и много – с годами старик все ближе подходил к черте, отделяющей обыкновенную осторожность от полновесной паранойи, – и для человека постороннего любая попытка незваным проникнуть на территорию дачного участка непременно закончилась бы очень печально. Но Палач здесь посторонним не был. Он работал на старика уже не первый год и имел массу возможностей детально изучить местность.
Он быстро и почти бесшумно спустился с дерева и заскользил через лес, все круче забирая вправо, чтобы обойти участок по периметру и выйти к ограде с тыла. Лес здесь был сырой, смешанный, с густым перепутанным подлеском, через который было практически невозможно пролезть, не наделав шума. Под ногами трещало какое-то гнилье, назойливо звенели вездесущие комары, листва громко шуршала, словно ей не давала покоя слава спасших Рим гусей. Один раз Палач наступил ногой в притаившуюся под сплошным пологом листвы и папоротников неглубокую, но очень холодную лужу, набрал полный кроссовок воды и, не сдержавшись, чертыхнулся сквозь зубы. Он прекрасно ориентировался в любом лесу и был обучен выживанию один на один с дикой природой, но никакие силы в мире не могли заставить его любить эти мусорные заросли, где можно двигаться только пешком, терпя многочисленные неудобства, и где на многие километры нет ни одной пивной и ни единого, черт бы его побрал, табачного киоска.