Дарханец указал на пещеру и охотно объяснил:
— Лайам люби жена. Я! — Он звучно хлопнул себя ладонью по груди. — Я жена Лайам.
— Не надо. — Стэнли стало нехорошо. Неужто мехаш предлагает в жены себя?
Дарханец издал птичий клич, и из хижин высыпало население поселка: с десяток могучих мужчин — у троих шерсть на лицах и на груди была совсем белая, будто седая, — десятка полтора женщин и четверо дарханят: серые подвижные клубки, ясноглазые симпатяги.
Все они примчались толпой и стали полукругом, таращась на землянина и возбужденно переговариваясь высокими голосами.
— Здравствуйте, — громко сказал Стэнли по-лайамски, и гомон стих. — Я — не Лайам. Я — друг. Но нет жена. Не надо жена. — Кажется, объяснил вполне доходчиво?
Мужчины молчали, а дарханки пронзительно заголосили. Провожатые Стэнли с яростной жестикуляцией принялись что-то растолковывать сородичам — похоже, описывали сцену похищения с космодрома. Женщины подступили ближе, отчаянно вереща и указывая то на Стэнли, то на сбившихся в кучку детей. Стоял оглушительный гам.
Стэнли сел наземь, сжал руками голову. Хоть бы понять, что им от него надо. А еще лучше, дали бы поспать часок-другой. Сил никаких нет.
Встряхнувшись, он заставил себя присмотреться к дарханцам внимательней. Вернее, к дарханкам. Они были хороши, как молодые волчицы, — поджарые, сильные. Поросшие шерсткой лица не были человеческими, но и звериными не назовешь. Круглоглазые, славные мордахи. На груди тоже была шерсть, однако она не скрывала две мягкие округлости с большими коричневыми сосками, а ниже, на животе, виднелись еще две пары маленьких сосцов.
Один из седых дарханцев что-то сказал, и все разом умолкли. Мужчины повернулись и разошлись; кто-то дал шлепка дарханенку, и весь выводок порскнул в сторону, убежал в хижину на краю стойбища. С видимой неохотой стали расходиться женщины. Осталась только одна, которая не двигалась и глядела на землянина немигающими желто-карими глазами.
— Я! — объявил приведший пленника мехаш, указывая на оставшуюся дарханку.
— Твоя дочь? — спросил Стэнли.
— Я! — повторил дарханец и подвел ее к землянину. — Ты, — он ткнул в Стэнли пальцем, — жена, — подтолкнул к нему дарханочку. — Надо жена.
— Надо еда, — проворчал землянин, чувствуя, что его разбирает нервный смех. Он со стоном поднялся на ноги. — И дайте же человеку поспать.
— Не Лайам люби жена, — произнесла дарханка неожиданно мягким голосом, совсем не похожим на визг и вопли, которых Стэнли уже наслушался вдоволь. Она цепко взяла землянина за руку и повела ко входу в пещеру.