– Да, совершенно верно, – подтвердил второй кум.
– Что же верно? Зачем так поступать?
– А от этого сладость больше.
– Помилуйте, какая же сладость? – развел руками первый кум.
– Сладость мучения и сладость обожания, – пояснил второй кум. – Сладость скрывания. Много сладостей есть.
– По мне, милый мой куме, – проговорил первый кум, – хорошо тогда, когда все ясно.
– Но это же была его первая любовь, – поднял торжественно палец второй кум.
– Как? Самая первая?
– Вот именно.
– Тогда, кажется, понимаю. – Почесал кончик носа первый кум, – Он, значится, сам толком ничего не понимал.
– Не исключено.
– А может…
– Нет, – перебил его второй кум, – Вероятно, нужно было, чтобы первая любовь осталась не разрешенной. – И указав на небо, добавил. – Такая, по всей видимости, была установка.
– Ага, – кивнул понимающе первый кум, – чтобы не было разочарования.
– Да, – подтвердил второй кум. – Ведь она, сказать по правде, совсем не тех понятий. Она его и не примечала, у нее другие на уме были.
– Чтобы не было мучительных прозрений.
– Да, но только до поры.
– А потом?
– А потом будут.
– Но вот эта его любовь, – обернулся к Андрею первый кум, – она уже совсем угасла или только угасает?
– Любовь без горючего постепенно угасает, – рассудил второй кум и тоже оборотился к Андрею. – Может быть, и угасла, кто знает.
А занавесочка у водителя летала беспрестанно на ветру. Ехали, подскакивали на неровностях дороги, и однообразно мотор звучал.
– А что это у него лицо такое нездоровое? – поинтересовался первый кум.
– А у него, – пристально вгляделся, переваливаясь через спинку, второй кум, – у него жар сейчас. Как раз воспаление развилось, вот– вот будет кризис.
– Серьезный?
– Еще какой серьезный. Может, и жизни лишится.
(Видения Андрея )
Протрусил по полю заяц, да так понесся косой, что и взглядом не догонишь. Это его дед Нестор вспугнул. «Зачем ты, Андрей, ушел? Не так нужно. У тебя безумство сплошное, ветер в голове. Ступай обратно», – вымолвил недвижными губами и зашагал по вьюге. А по полю чудными змейками поземка завивает. Фуфайка на нем синяя с воротом, отороченным овчиною, шапка, очки с перебинтованной дужкой, ноги в валенках цвета сумеречного неба. Сказал и зашагал туда, где кладбище. Андрею захотелось вскрикнуть и воротить его, и раскрыться, и все выношенное высказать, как самому дорогому человеку, но, как всегда и случается во сне или бреду, губы ему не стали повиноваться, и он с трудом вышептал: «Де – ду – шка…» А поземка такими странными, такими тонкими змейками завивает.
(Видения Андрея )
Сыпьте, сыпьте больше, жадно в лопаты набирайте и – полные угля – в топку! Жаром обдает. Стали собираться капли пота на лбу. Сыпьте, сыпьте! А там! – какой ад. И проступили на спине капли. Жар. Жарче красных губ.