В тот момент, когда Элен от меня временно отпала, я вновь скосил глаза на Любу и увидел, что она больше не напоминает труп с прикрытым простынкой лицом. Простынка съехала вниз аж до груди, и хотя глаза вроде бы оставались закрытыми, я не сомневался, что кое-какие щелочки между веками имеются. Руки девицы Потаповой уже не лежали бессильно вдоль тела. Одна из них просматривалась сквозь простыню на груди, а вторая полеживала на животе своей хозяйки и отнюдь не в статичном положении: то ли что-то поглаживала, то ли почесывала… Из халата Люба, правда, еще не вылезла, но его ворот был распахнут, как мне показалось, намного шире.
Элен перестала корчиться и вздрагивать, лежа на боку, плавно приподнялась. Затем она запрокинула голову и, раскинув руки, повалилась на спину, расслабленно, как ватная кукла.
— Ка-а-айф! — простонала Элен, поглаживая себя по груди. — Мир прекрасен, только нужно раздеться. Слышь, Любаня?
— Нет. Я сплю и ничего не вижу, — пробормотала лимитная киллерша. — И ничего я не хочу. Тем более — раздеваться.
— Ну сними, сними халатик, дурочка… — бесовски-соблазнительно пропела Элен, скользя руками по собственным бедрам и почти откровенно почесывая писюшку.
— Отвернуться? — спросил я невинно, жутко удивляясь тому, что вполне могу удерживать себя в относительном разуме и не только не прыгаю на Элен, как тигр, а еще и дурацкие вопросы задаю. — Может, теперь вы сами, без меня, а?
Если вы думаете, что этот вопрос я задавал с прибором, поназывающим «полшестого», то фиг угадали. Прибор торчал на «пять минут второго», ни меньше и ни больше.
— Что-о? — почти непритворно разъярилась Элен. — Саботажничать? Накажу! Марш на место!
И раздвинула ноги так, чтоб у меня не появилось ни малейшего сомнения, о каком месте идет речь. При этом ее колено улеглось на Любино бедро. Правда, прикрытое простынкой и, может быть, халатом, но все-таки… Люба, однако, не пошевелилась, будто и не заметила.
— Мы тебе не будем мешать? — спросил я у Любы, все еще старательно делавшей вид, будто не подсматривает. Спросил перед тем, как улечься на мягкие телеса блаженно раскинувшейся Элен.
— Не знаю… — ответила Люба, отвернув голову вбок, но спиной к нам не повернулась.
Чуть-чуть смущаясь ее присутствия (в том, что Люба будет на нас смотреть, сомнений не было), я прилег на живот Элен, которая, не дожидаясь каких-либо преамбул, подцепила двумя пальчиками прибор и, посапывая, направила его по известному адресу, в теплынь-мокрень, скользкую и ласковую.
— Крепенький… — прокомментировала мамзель Шевалье, обвивая меня мягкими руками и заодно чуточку сжав ляжками. — Тогда, в первый раз, какой-то испуганный был…