За два с лишним часа перехода я успел передумать немало. И не только непосредственно о маршруте, но и о многом другом. Какой бы клевый агент ни был, меньше чем за сутки он все это не мог изучить. Тем более не по карте, а непосредственно на местности. А уж где меньше всего вероятность встречи с людьми, это и вовсе сразу не вычислить. Ясно, что нынешняя акция, вопреки моему первому впечатлению, вряд ли была каким-то эмоциональным экспромтом Чуда-юда, который тот предпринял с бухты-барахты, озлившись за нахальный налет на офис и убийство Варана. Весьма возможно, что он был загодя уведомлен и о прилете Равалпинди в Москву, и о том, что ему придется иметь дело с этой конторой. Но ведь Чудо-юдо говорил, будто жлобы с этой дачи уперли самое ценное, за что Равалпинди может и десять миллионов отвалить, именно из офиса Варана? Тогда, извините, получается, что налет на Варана был запланированной подставкой? И очень может быть, что необычно жесткий разнос за, в общем-то, пустячную провинность был следствием отцовского переживания за мою персону? Ведь задержись я подольше, и меня могли изрешетить за компанию… А Варан — он же Воронов Александр Андреевич, бывший морпех и неудавшийся рэкетир, — как и его старый корешок Бето или Бетто (по паспорту
— Карпухин Роберт Анатольевич), были со спокойной совестью занаряжены С. С. Бариновым в плановые отходы производства. Нездорово это, если я верно догадался. Все-таки живые, молодые ребята, можно было и пожалеть…
Но на то, чтобы заклеймить Чудо-юдо позором и нехорошими словами, у меня не было ни времени, ни возможности. Мне надо было еще малость поработать, чтоб хотя бы самому дожить до вечера.
Итак, когда мы поднялись по склону оврага, то увидели, что вышли к высокому и довольно прочному деревянному забору, по верху которого тянулась колючка. За забором сквозь густые кроны деревьев просматривалась большая, рубленная из толстых бревен дача. Скорее всего, она была минимум довоенной, а то и дореволюционной постройки. Дерево было темное, крыша заметно ржавая. Ясно, что это не постоянное обиталище «нового русского», а остатки чьей-то прежней роскоши. Однако участочек при даче был просторный, верных полгектара, а то и больше. Да и ее блеклый вид был таким не всегда. Возможно, в прошлом дача имела какого-то настоящего, заботливого хозяина. То ли купца, шлепнутого в 1918 году, то ли комбрига, расстрелянного в 1937-м. Очень может быть, что побывала и у того, и у другого. Сколько у нее за прошедшие после гипотетического комбрига 60 лет еще хозяев поменялось, можно было только догадываться.