— Очень существенно! — сказал я полушутя-полусерьезно. — По ходу траханья они и сочинили эту заразу.
Спустившись с лестницы, мы выбрались на пляж, который принадлежал исключительно «Каса бланке де Лос-Панчос». Он был небольшой — не более ста метров в длину и полсотни в ширину. На нем умещалось десятка три шезлонгов и площадка для волейбола. Народу было немного. Две пары — с каждой стороны по парню и девке — резались в волейбол, пять-шесть человек наблюдали за игрой. Остальные загорали или плавали.
Мы без проблем разделись — тут было с избытком свободных кабинок, и точно так же без усилий нашли свободные шезлонги.
— Окунемся? — спросил я у Хрюшки.
— А акул тут нет? — вполне серьезно забеспокоилась Ленка, которая пересмотрела по видаку все серии фильма «Челюсти».
— Вон, видишь буечки? — показал я на красно-белые шарики метрах в ста от берега. — Там сетка из проволоки до самого дна. Акула не пролезет.
— Откуда ты знаешь? — недоверчиво спросила Хавронья Премудрая.
— Догадываюсь. Ну что, полезем?
— Полезем. Но до буйков я не поплыву.
Вода оказалась такая теплая, что освежиться в ней было трудно. Волны в лагуне были пологие и маленькие — где-нибудь на Клязьминском водохранилище побольше бывают. Правда, тут, конечно, вода была попрозрачнее. Сквозь двух-, трехметровую толщу воды дно было видно как на ладони. Рыбешки какие-то плавали, крабы ползали, еще какая-то живность.
— А крокодилов здесь не бывает? — пропищала Хрюшка.
— Не бывает, — проворчал я. Хавронья иногда бывала очень несносной, если того хотела. В юности Елена смотрелась шибко серьезной и очень умной, а теперь, на ближних подступах к тридцатнику, зачастую перебирала с дурашливостью и кривлянием.
— Какие мы серьезные… — Ленка вытянула из воды ладонь и легонько щелкнула меня по затылку. — Ты чего напузырился, Волчище? Советской властью недоволен?
— Нет, демократической, — сказал я. — Советская власть таких дремучих за границу не выпускала, чтоб не бросали тень на наш передовой строй.
Ленка в ответ плеснула мне в рожу водой и тут же заторопилась отплыть подальше, чтоб я не сцапал ее за пятку. Как только я пустился в погоню, начался поросячий визг. Хавронья стала окатывать меня брызгами и пенить воду ногами. И подумал, что мне еще повезло. Будь здесь еще и Колька с Катькой — пришлось бы уши затыкать.
Метрах в пятнадцати от нас неторопливо плыл какой-то грузный лысый джентльмен, который, как видно, не любил громких звуков. Он посмотрел на нас с явным неудовольствием. Память Брауна хранила немало подобных физиономий. Точно таких же пожилых, набожных и ощущающих неприязнь к излишней раскованности американцев старой закалки. В том городишке, где братец Дик провел свое детство и отрочество, эдаких святош было полно. Они, кажется, даже в туалет ходили с молитвенником.