– Предположим, что это удастся, – сказал Малко. – И к чему это нас приведет потом?
Ле Вьен радостно рассмеялся.
– Я знаю о полковнике Туке вещи, которые вам неизвестны. У него много врагов. Это будет долго и трудно, но мы, может быть, все-таки добьемся своего.
– И вы будете рисковать своей жизнью? Вы не боитесь?
Благодушное выражение исчезло с лица Ле Вьена.
– Я буду очень осторожен, – заверил он, – Никто в моем квартале не знает, что я работаю в специальной полиции, я говорю всем, что работаю в экономической полиции. Они не знают, что я подписываю смертные приговоры вместо полковника Тука.
И он снова радостно сморщился в улыбке. Малко вдруг начал понимать, почему этот вьетнамец не питал привязанности к полковнику Туку.
Ле Вьен встал.
– До свидания завтра в конторе. Только там – ни слова: девушки ненадежны, имеются микрофоны. Мистер Тук очень, очень подозрителен.
У Малко промелькнула одна мысль.
– А что случилось с Мей-ли, девушкой с длинными волосами?
Ле Вьен нахмурился.
– Ах, да, Мей-ли! Она в Дананге. Вы хотели спать с ней? – Он громко расхохотался. – Я вам найду другую. Не больную.
– Это вы отправили ее в Дананг?
– Нет, она уехала по приказанию полковника.
Малко чуть не опрокинул чашку от радости. Это был первый ясный знак, свидетельствующий о виновности полковника. Он остановил Ле Вьена, который уже собирался уходить.
– Сколько времени потребуется на все это?
Комиссар пожал плечами.
– Я не знаю: недели, или месяцы. Возможно, Тук убьет нас раньше.
Чан проводил его в коридор. Малко услышал, как захлопнулась входная дверь. Вьетнамец вернулся, тряся бородой от радости.
– Итак?
Колин дремал в кресле. Малко заметил:
– Я не знал, что комиссар Ле Вьен ваш друг.
– Это умный человек, – сказал Чан. – Он знает, в чем его интерес. И он ненавидит полковника Тука.
– Из-за подписей под приговорами?
Чан потряс бородой.
– Нет, это делали даже мандарины. Дело в том, что два года назад освободилось место комиссара Шолона. И, естественно, что Ле Вьен должен был бы занять его. Но полковник Тук решил иначе и отдал это место другому полицейскому, более близкому ему. Ле Вьен никогда ему этого не простит.
Малко ничего не понимал. Шолон был китайским кварталом, старинным местом развлечений. Но большое «Казино», когда-то бывшее казино-борделем, было уже несколько лет закрыто и превращено в казармы. Осталось лишь небольшое количество жалких баров и несколько кабаков с нищей клиентурой. Комиссару просто нечего было делать там!
– Четвертый округ – Шолон, – пояснял Чан, – это тот, куда комиссар помещает на время работы свою семью. И это самый выгодный район Сайгона. Из-за китайцев. Их задерживают и обвиняют в том, что они – вьетконговцы. Но их сразу же отпускают, если они заплатят выкуп. Если же не заплатят, то их отправляют в Кон-сон. А Ле Вьен беден. У него никогда не было хороших возможностей.