- Очень, - сказал Сапожников.
Ему дали на десять.
В их квартире теперь никто не жил. Комендант с пустым рукавом дал ему ключи от комнаты. Сапожников посидел один в холодной полутьме, потом пригляделся и увидел записку, которая была прижата стаканом, как будто мама на минутку к соседям вышла, а не идет страшная война и города дыбом. Сапожников взял записку, а под ней чистый квадрат без пыли. Два года лежит записка, и никто ее с места не сдвигал. Маме всегда удавались такие странные чудеса, теплые и мирные, не совпадающие с громкими обстоятельствами. Сапожников прочел:
"Мальчик мой, я знаю, что ты останешься жив. Мама. Если вернешься раньше меня - у Нюры для тебя письмо".
Сапожников поцеловал записку, спрятал в карман на груди, запер комнату, а из соседней вышел комендант.
- Я из вашей комнаты клещи взял, - сказал он. - Мне позарез.
- Конечно, - сказал Сапожников.
- Мама твоя квартплату присылает. Комнату сохраним, - сказал комендант.
Сапожников покивал и пошел к Дунаевым.
Сапожников как уткнулся носом в теплое Нюрино плечо, так и стоял не двигаясь, а она держала его одной рукой за шею, а другой вытирала слезы со щек - у себя и у него.
- Это как же ты? - говорила она. - Как же ты, а?
- А ничего, - говорил Сапожников, - ничего...
И была ему Нюра теперь как весь Калязин, а значит, и вся родина. Потом чай пили с сахарином, и Сапожников показал Нюре записку от матери.
- Значит, будешь живой, мама знает, - сказала Нюра. - Сейчас принесу. И принесла пакет, склеенный из газеты. И в том пакете толстая тетрадь и письмо от учителя к сапожниковской матери.
- Его в бомбежку убило, - сказала Нюра. - в октябре.
Учитель просил передать пакет Сапожникову, когда он вернется с войны. Все одно к одному. И этот верил, что Сапожников вернется, и в конструкторском бюро сказали: возвращайтесь к нам.
- Я Лиду видела, библиотекаршу, - сказала Нюра. - На торфе познакомились. Помнишь ее? Она тебя хвалила, что ты у нее все книжки прочел. И маму твою знает, они вместе петь ходили к учительнице.
- А-а... - сказал Сапожников. - Трубы, мачты, за кормою пенится вода...
Он читал письмо и перелистывал толстую тетрадь, где учитель записал все свои разговоры с Сапожниковым о том о сем, о велосипедном насосе, о притяжении и отталкивании и что свет - это сотрясение материи, неизвестной пока. "Передайте ему тетрадь, если останется жив, - писал учитель. - Я считаю, он не должен бросать думать обо всем этом. Никто не знает, кому дано сказать для жизни главное слово, но каждый должен пытаться его выговорить. Пусть пытается".