— Ты что, агитируешь за монтажников? — ехидно бросил Вовка Корольков.
Класс насторожился: вечный спор между программистами и монтажниками, возникший вместе с рождением школы юных кибернетиков, спор о том, кто важнее для науки — теоретики или практики, учителя или конструкторы вычислительных машин, продолжался.
Сергей обернулся к соседу по парте.
— Сто лет назад, — спокойно ответил он Профессору, — сразу же после спуска на воду утонул вместе с экипажем английский броненосец «Кептен». Утонул только потому, что лорды адмиралтейства осмеяли опыты с моделью броненосца. Модель-игрушка переворачивалась даже при слабых волнах. А потом пошел ко дну и сам броненосец. И ты знаешь, Профессор, какая мемориальная доска висит в Лондоне?
Профессор, не ожидавший такого вопроса, молчал. Вокруг него была такая пустая тишина, точно он внезапно очутился на необитаемом острове.
И громом прозвучал голос учителя математики, цитировавшего первый исторический параграф устава современного кибернетика:
— "Вечное порицание невежественному упрямству лордов адмиралтейства!"
От грохота задребезжали стекла. Казалось, вместе с классом хохочут над своей глупостью сами невидимые лорды адмиралтейства. Вечный вопрос на сегодня был решен. Сыроежкин сел с видом победителя.
— Ну зачем ты так? — проговорил, хихикая, Вовка Корольков. — Шепнул бы мне на ухо…
— Читать надо, Профессор, — строго сказал Сережка. — И не одни только логарифмические таблицы…
Таратар, подождав, пока класс успокоится, вновь обратился к победителю:
— Но ты не закончил, Сережа. Идея твоя интересная. А доказательства?
И Сыроежкин, став у доски, начал рассказывать о сложной биоэлектронной системе — то, что он знал о Рэсси. И хотя он ни разу не назвал его имени, ребята почувствовали, что речь идет о какой-то необычной личности: вот она, набросанная в уравнениях, обретает плоть в электронных схемах, учится распознавать образы, обнаруживать цель, формирует свои понятия о внешнем мире, тренируется в математических играх, изучая полет, движение в воде, погоню, пожар, ранение, аварийное состояние, даже землетрясение, — и все запоминает. Каждый, кто слушал Сергея, как он рассказывает о следах памяти, представил снежный рисунок на стекле, или серебристую паутину, натянутую между деревьев, или звездную нитку Млечного Пути — словом, какой-то сложный, мгновенно сверкающий узор, — так запоминает важные события память машины и человека. Хитросплетенные узоры остались после обучения в схемах Рэсси, сложной модели, которая должна принести миру новые важные открытия.