Злорадные попытки комбинатских активисток загрузить ее общественной работой натыкались на глухую стену. Начальство четко и кратко отвечало: «Нет», и вопрос закрывался.
Словом, если все они, кроме одного, конечно, так и остались для нее подобиями, манекенами, то и она стала для них чем-то вроде робота-автомата, наличие которого полезно для работы, но в человеческом плане не значит ничего. А как воспринимал ее этот один — того не знал никто.
В мае она попала на Доску почета, рядом с Вороновым. В июне Воронов уехал на Кубу, запускать в эксплуатацию построенный нашими строителями завод под Гаваной. «Ничего, — говорила себе Елена. — Это всего на год».
В августе состояние ее ухудшилось, и она два месяца провела по путевке в Карловых Варах.
В ноябре она расчехлила ракетку. Зимних кортов в городе было немного, попасть на них могли лишь немногие избранные. Но разве дочь самого Чернова не из их числа? Услышав просьбу Елены, Дмитрий Дормидонтович обрадовался несказанно: впервые после болезни она высказала желание, не предварявшееся частицей «не». С того дня четыре раза в неделю по вечерам она ходила на корты «Ленфильма», благо было недалеко, и упорно восстанавливала давно утраченную форму.
В марте ее пригласил к себе в кабинет Левский, тучный, похожий на жабу астматик, и предложил, в обход всех табелей о рангах и выслуги лет, пойти на место Кузина, на должность начальника отдела. Она открыла рот, чтобы сказать привычное «Нет», но вместо этого, к собственному удивлению, произнесла:
— Давайте вернемся к этому вопросу осенью. Я еще не полностью вошла в курс дел.
Потому что осенью в отделе снова будет работать Воронов. Возможно, под ее началом. Ради этого стоило взяться за руководящую работу. Но сперва надо набраться сил.
В апреле Елену Чернову перевели на должность старшего специалиста. Бабы повозмущались между собой, пытаясь внушить себе, что их обошли за счет интриг и обкомовского блата, но это убеждение как-то быстро потеряло силу.
В мае она отказалась ехать в Карловы Вары на очередной курс лечения.
В августе, отгуляв после Кубы отпуск, вернулся загорелый и бодрый Воронов. По этому поводу в отделе устроили «товарищеский чай», ради приличия пригласили и Елену, хотя прежде она неизменно отказывалась. На посиделках она молчала, слушала рассказы Воронова и расспросы баб, время от времени поднимая на Виктора Петровича свои огромные глаза. В них, глубоко подо льдом, мерцали странные искорки.
Кузину Воронов привез в подарок плетеную бутыль особого рома, который на самой Кубе можно купить только за доллары. Женщинам, включая и Хорольскую, досталось по цветастой махровой пляжной маечке.