— Три-один, — сказала она, пожимая плечами. Потом она стала уставать. Тело не успевало за мыслью, ей не хватало долей секунды — добежать, довести, докрутить. Правильно задуманные удары завершались нелепыми срезками. Потом она перестала думать, и сразу стало получаться лучше. Она вытягивала его сильные, дальние мячи с одной только мыслью — лишь бы перелетел туда, к нему. Мячи перелетали, но следующие три гейма она, хоть и в затяжной борьбе, проиграла.
— Четыре-три, — блестя потной улыбкой, произнес Воронов. — Подавайте, мадам.
Она вообще перестала что-либо соображать. У нее осталось одно только желание — мощное, непреодолимое, затмившее собой все остальное: со всей силы заехать мячом в эту лоснящуюся, самодовольную харю. Не получится мячом — можно и ракеткой. Лишь бы скорчился, застонал, схватился за подбитый — а еще лучше выбитый — глаз... Удары ее сделались дикими, непредсказуемыми, летели черт знает куда, но если попадали в корт, он их, как правило, не доставал: теннисный инстинкт заставлял его ждать совсем другого удара, совсем в другое место... Она выцарапала из самого угла площадки его удар. Ракетка, зацепив мяч, перекрутилась почти на сто восемьдесят градусов. Мяч отлетел высоко, с мощнейшим боковым вращением. Елена, вопреки всякой теннисной логике, рванулась к сетке. Мяч падал на середину, тaм, где выжидая и примериваясь, как поэффектней ершить этот нелепый розыгрыш, стоял Воронов. Он потрогал ракеткой воздух над головой, потом вправо от себя, решив дать мячу отскочить от корта. Мяч отскочил, но, будучи непостижимым образом закручен, отскочил низко, влево и даже немного в сторону сетки. Воронов совершил невероятный акробатический прыжок достал его и подбросил, словно блин на сковородке. Высокий, слабый мяч летел прямо туда, где стояла Елена
Вариантов у нее была тьма — смэш, обводка, косой короткий кросс, крученая свеча. Любой сносно выполненный удар давал ей очко — решающее в этом гейме... Елена дико завизжала, размахнулась ракеткой, как бейсбольной битой, и, закрыв глаза, со страшной силой ударила по мячу. По всем законам игры это должен был бы быть явный, очень глубокий аут. Но... но на пути бешено летящего мяча возникло изумленное лицо Воронова и остановило собою безумный полет. Воронов выронил ракетку и присел, схватившись за глаз. Елена этого не видела — сила собственного удара развернула ее спиной к сетке. Она увидела солнце, в глазах ее потемнело, и она рухнула посреди корта, широко раскинув руки.
Очнулась она на скамейке. Ее голова лежала на коленях Воронова, и она сквозь мокрые волосы чувствовала его разгоряченное тело. Ее лоб был прикрыт концом влажного длинного полотенца. Другой конец Воронов прижимал к своему глазу.