Мартинес, поминутно сплевывая кровь и потирая щеку, предложил:
— Может, тогда начнем с этих?
— Нет, — твердо заявила Стефания. — Это мои друзья.
Она подошла ко мне и легко коснулась плеча:
— Вы все мои друзья. Мишельчик, Рауль, Максим. Я никогда не сделаю вам плохого. Но вот это — это все надо снести с лица земли. За работу! — скомандовала она.
И ее банда опять принялась все ломать, все крушить.
Они раздирали пусковые троны, разбивали аппараты, швыряли об пол бутыли.
— Рауль, — просительным тоном обратилась Стефания, все еще поигрывая перед нашими носами пистолетом. — Ради всего святого, поставь ты точку на танатонавтике. А не то будет худо.
Рауль опустил руки и шагнул к ней. Я думал, она выстрелит, но не одного ядра не вылетело из пушки, когда он прильнул к губам итальянки.
Прав был Мейер, когда говорил, что «все равно надо любить своих врагов, тем более что это им сильно действует на нервы!» Все сконфузились и разгром на мгновение прекратился волшебной силой поцелуя. Слишком волшебной. Мартинес не мог ее вынести, эту силу. Воспользовавшись всеобщим обалдением, он подобрал с пола топор и вонзил его Раулю в спину.
Все произошло так быстро, что я не успел среагировать.
Рауль широко распахнул удивленные глаза, но потом, поняв, что его убивают, он улыбнулся и с еще большей жадностью обнял Стефанию. Он любил ее и хотел уйти с поцелуем. Он открыл смерть, конечный смысл жизни и все же, приближаясь к своей собственной гибели, он думал только о последнем мгновении наслаждения. Еще немного полюбить на этой земле, прежде чем отправиться в другое место.
Потом он упал на колени, ушедший по самый обух топор торчал из-под лопатки.
— Скорей, — закричал я, — еще не поздно, надо починить хотя бы один пусковой трон и мы его вернем, пока его душа не достигла мира мертвых!
— Нет! — вскрикнула Стефания, в голосе дрожали всхлипы. — Нет, дайте ему умереть спокойно.
Она подала знак своим головорезам и нас с Максимом скрутили.
Со связанными за спиной руками я пополз к Раулю. Он еще не совсем ушел. Он открыл глаза, узнал меня, улыбнулся и пробормотал слова, которые я один мог слышать:
Оборваны путы. Бросаю на землю
Все зло, что во мне обреталось,
Могучий Озирис! Узри мя, молю!
Лишь только сейчас я рождаюсь!
Он попытался обхватить ноги итальянки и затем вздрогнул последний раз.
Мы потеряли время, я был вне себя от бешенства. Но Стефания уже приняла решение: Рауль должен умереть «нормально». Как это было раньше, чтобы никто не пытался его вернуть. Раньше, подумал я, люди умирали и все занимались только их похоронами и своей скорбью. И если в наши дни было можно вернуть умирающего, теперь об этом, похоже, придется позабыть.