Ошарашенный Славка прошел мимо Лехи и тоже направился в класс. Тут же вместо Трушкина на пороге появилась Анжелка.
Ага!
Леха сразу приосанился, развернул плечи. Поймав Анжелкин взгляд, Корольков не стал отводить свой.
Жмойдяк направилась к Лехе.
— Корольков, что за свинство, сбегай ты за Славкиной тетрадью…
Леха не поверил ушам. Откуда она знает?
— Я все слышала, Корольков, — строго произнесла Анжелка. — Принеси тетрадь… Или я подумаю, что в тебе ошиблась.
Ошиблась!.. Да за такие слова можно было сбегать и на край света, причем запросто, и даже вернуться обратно до конца перемены.
— Ну раз ты так хочешь, — Леха улыбнулся. Но нет, нельзя было показать, будто она может из него веревки вить. — А я уже и сам хотел, — добавил Леха, — да только ты влезла.
Анжелка вспыхнула и отошла.
Ну вот, снова он сказал что-то не то! Беда с этими девчонками, то им не так, это не сяк…
Ничего, он принесет. Что, от него убудет, что ли?
Леха зашел в класс, бросил сумку на парту и рысью помчался домой.
Он, конечно, успел.
На геометрии Корольков смотрел не столько на доску, сколько на Анжелку. В конце концов, он решил написать ей записку. Простую, искреннюю, полную скрытой печали.
Леха полагал, что теперь имеет на это полное право. Кем он был раньше? Зеленым новичком — вот кем.
А теперь?
Ого, то ли дело теперь!
И он, немного подумав, начал писать…
Записка гласила:
«УВИДЕВ ТЕБЯ, МЕНЯ ПОРАЗИЛА ТВОЯ ВНЕШНОСТЬ»
Наконец-то он может ей напрямую заявить о своей симпатии!
Леха перечитал и остался доволен. Особенно его порадовала запятая, которую он не забыл поставить.
Леха не подписался, полагая, что это и не надо. Все равно Анжелка поймет, кто автор этой записки. А как же иначе? Теперь все девчонки в школе говорят только о НЕМ.
Сложив записку пополам и еще раз пополам, Леха протянул ее через проход. Там, на третьей парте среднего ряда, чесал ручкой затылок Антон Пономаренко по кличке Помарин.
— Передай Жмойдяк! — сказал ему Леха.
Помарин взял записку, тараща на Ко-ролькова квадратные глаза.
Лехины слова прозвучали так громко, что вздрогнул весь класс — кроме, разве что, глуховатой математички и Блэкмора, который исходил у доски холодным потом. Весь класс наблюдал, как записка белой бабочкой порхала из рук в руки и припорхала к рыжеволосой Анжелке. Весь класс видел, как Анжелка покраснела, развернув бумажку, и бросила затем несколько красноречивых взглядов на Леху Королькова.
Класс все понял.
На перемене Трушкин наплевал на свои обиды и сделал мужественный поступок. Он прямо заявил Королькову, что тот дурак. Полный, круглый и так далее.