За столом, справляя крестины, пили романею и водку с бадьяном, а еще подавали душистый квас, настоянный на изюме, и легкое виноградное вино, привезенное в подарок хозяину из далеких стран. Никита Авдеевич был рад отдохнуть душой от забот и хоть ненадолго сбросить с себя тяжкий груз постоянных невеселых размышлений. Поэтому он только отмахнулся, когда заметил в щели приоткрытой двери бледное лицо Антипы, делавшего ему непонятные знаки.
Однако настырный горбун не уходил. Он открыл дверь пошире и начал манить хозяина, закатывая глаза и проводя ребром ладони поперек горла, чтобы показать, насколько важное у него дело. Едва сдержав готовое прорваться раздражение — даже в такой день нет покоя, — Бухвостов поднялся и потихоньку вышел
— Ну, чего тебе?
— Беда, хозяин. — Горбун привстал на цыпочки, чтобы дотянуться до уха рослого Никиты Авдеевича. — Данилка отходит.
— Как это? — непонимающе уставился на него дьяк.
Экую ересь несет Антипка! Небось, хлебнул лишнего в людской, вот и мелет невесть что. Но тут до слегка затуманенного романеей и водочкой с бадьяном Бухвостова внезапно дошел весь страшный смысл сказанного шутом. Он сграбастал его большой рукой за грудки и поднял, легко оторвав от пола тщедушное тело.
— Что?!
— Помирает он. — Антипа засучил ногами, и дьяк отпустил его, а сам бессильно привалился к стене.
— С утра ничего был, а сейчас согнулся весь и посинел, — зачастил шут, поправляя перекинутый через плечо ремень, на котором висела большая деревянная сабля. — Уже едва дышит.
— Пошли!
Дьяк торопливо спустился по лестнице, выскочил в заднюю дверь, пересек двор и протиснулся в открытую караульным стрельцом калитку. Одышливо отдуваясь, взбежал на крыльцо потайного дома и застучал каблуками по коридору. Вот и дверь комнаты, в которой устроили Демидова. Около нее с виноватым видом переминался с ноги на ногу стороживший пленника Иван Попов.
Не слушая его оправданий, Никита Авдеевич шагнул через порог и сразу понял: все! Данила лежал на широкой лавке, лицом к стене, как-то неестественно подвернув руки Низкорослый и крепкий, он сейчас казался тощим и странно вытянувшимся в длину. С завернутой за спину руки ржаво стекала цепь, которой он был прикован к вбитой в бревна скобе.
Бухвостов подошел, тронул Данилу за плечо, перевернул на спину, и увидел его покрытое темными пятнами лицо. Зубы покойника были жутко оскалены: Демидов словно хотел напоследок цапнуть ненавистного дьяка Посольского приказа, да не успел. Его остановившиеся, уже успевшие остекленеть глаза смотрели куда-то мимо Никиты Авдеевича, в такую даль, что заглянуть в нее не хватит духу ни у кого из живых. Бухвостов закрыл ему веки и сердито пробурчал: