Чарновский повиновался. Как только он захлопнул дверцу, карета тронулась.
— Почему не приехал сам пан Марцин? — подозрительно прищурился толстяк. — Где он?
— Пан Гонсерек был серьезно ранен на дуэли и еще не в состоянии самостоятельно передвигаться.
— Женщина? — Лицо толстяка искривила презрительная гримаса.
— Да, — печально вздохнул лекарь. — Пан Марцин просил передать вам свои извинения. Я скакал в корчму, однако увидел вас на дороге и решился остановить, чтобы не устраивать встречу на людях.
— Разумно, — кивнул толстяк. — Теперь я не стану там останавливаться. Вы можете называть меня Франциском.
«Почти святой Франциск, — подумал Чарновский. — Как тебя зовут на самом деле, ты все равно не сознаешься, разве только под дулом пистолета. Да и то соврешь».
— Когда вы видели Марцина? — продолжал допытываться Франциск.
Понимая его недоверие, Казимир описал внешность Гонсерека и рассказал о дуэли, предусмотрительно опустив некоторые детали. Потом заверил, что раненый не находит себе места, зная о приезде пана Франциска, поэтому просил своего друга и единомышленника встретить почетного и дорогого гостя.
— Он приобщил вас к святому делу? — поднял брови Франциск.
— Думаю, ещё не полностью, — скромно потупился лекарь. Он напряженно ждал, что решит толстяк: поедет повидать Гонсерека или нет?
Под плащом у Чарновского был спрятан небольшой двуствольный пистолет. Ничего не стоит быстро выхватить его и выстрелить иезуиту в сердце. Но тогда погибнешь сам, так ничего и не узнав. За окнами кареты промелькнула корчма «Золотой щит», а кучер все погонял и погонял лошадей. Франциск не собирается поворачивать к Варшаве и навещать раненого? Тем лучше.
— Жаль, что пан Марцин был неосторожен, — проскрипел толстяк. — Передайте ему мое неудовольствие. И скажите, что его духовный отец с нетерпением ждет подробного письма. От себя я передам пану Гонсереку небольшой подарок. — Он открыл дорожный ларец и вынул из него пухлый молитвенник. — Пусть Господь пошлет пану Марцину разум и здоровье. — Отдавая молитвенник лекарю, толстяк ехидно усмехнулся. — Все, я вас более не задерживаю. Когда вы увидите больного?
— Сегодня же, — честно ответил Чарновский. Франциск дернул за шнурок, звякнул колокольчик, и карета остановилась. На прощание он протянул пухлую руку, и Казимир почтительно приложился к ней губами. Его так и подмывало спросить, не заедет ли толстяк в Варшаву на обратном пути, но он сдержался.
— К сожалению, у меня не будет возможности увидеть пана Гонсерека на обратном пути, — неожиданно сказал Франциск. — Но я проверю, прислал ли он письмо. Пусть читает молитвенник, это наставит его на истинный путь! Прощайте.