От имени жениха дьяк подал великому государю челобитную. Царь, выказав свое благоволение предстоящему браку, пожаловал его будущего родственника деревенькой и повелел впредь именовать выходца из орды Петром, сыном Ильиным. Никита Авдеевич посетил на торжище лавку Аббаса ар-Равина, пошептался с ним о делах, а после перс преподнес ему подарки для жениха и невесты. Но главным было не это, хотя восточные ткани, златотканая парча и бархат тоже пришлись кстати. Купец передал дьяку тяжеленный кожаный кошель с золотом.
— Это прислал отец жениха, — шепнул он. — Выкуп за невесту. Его человек видел Рифата.
— Рябой Хасан? — усмехнулся в бороду Никита Авдеевич и прикинул вес золотишка: пожалуй, в кожаном мешочке найдется еще одна деревенька и богатый дом для молодых. Быстро, однако, успел связаться ордынский купец с Алтын-каргой, а от Макара по-прежнему ни слуху ни духу.
Не успел Бухвостов вернуться с торга домой, как его ожидала новая радость: вернулся долгожданный Макар! Живой, невредимый, с письмами от Иляс-мурзы и есаула Паршина, сообщавшего о поимке изменника, его допросах и казни по приговору казачьего Круга.
— Слава тебе, пресвятая Богородица. — Никита Авдеевич перекрестился на образа. — Вырвал Федор ядовитую занозу!
Яровитова дьяк не отпускал до вечера, желая знать даже о мельчайших подробностях его разговоров с Алтын-каргой: как тот относится к хану Гирею и Азис-мурзе, что думает о возможности войны между русскими и татарами, готов ли он отложиться от орды и перейти под руку великого государя? Никита Авдеевич жадно слушал рассказы Макара о дворце Иляса, его нукерах, доме в горах и приключениях на обратной дороге, внимательно прочел послание мурзы к сыну и со всех сторон разглядел жемчужину.
— Иляс беспокоится за сына. Когда убедится, что с Рифатом все в порядке, будет помогать нам, — заключил Яровитов.
— Отчего же ему тут должно быть плохо? — засмеялся Бухвостов. — Окрестился, великий государь ему деревеньку пожаловал за будущие службы, а скоро и свадьба. Глядишь, к следующему лету порадуют мурзу внуками.
Пригласив Макара на свадебные торжества, дьяк отпустил его и велел позвать Петра-Рифата. Тот сразу прибежал. Лицо молодого мурзы было спокойно, но глаза смотрели настороженно: что могло стрястись, почему Никита Авдеевич позвал его в неурочный час?
За последнее время Рифат научился носить русскую одежду, перестал дичиться, завел несколько приятелей из числа боярских детей и уже не раз, под присмотром надежных стрельцов, выезжал на охоту, где показал себя азартным ловчим и лихим наездником. Он послушно ходил в церковь, садился за общий стол с хозяевами и больше не вставлял в свою речь татарские слова. Бухвостов видел, с какой радостью воспринял Рифат согласие отдать за него Любашу, с каким нетерпением ждал свадьбы. Но дьяк помнил и старую пословицу: сколько волка ни корми…